Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко)
Шрифт:
— Не хотел он, чтобы ты знал — вздохнул дед Коцюба. — Стыдно ему было за своего отца. Душу ему жгли эти деньги. Все до копеечки отдал государству — для фронта, и просил, чтобы никому… Не хотел он, чтобы ты даже знал, что у тебя в Америке дед есть.
— Так что, дед Стефан забыл о том своём письме, что ли? Не понимаю.
— Может, потому что батька не хотел писать деду, а просил, чтобы отослали это письмо назад, в Америку, написать, что село было партизанским и жителей фашисты расстреляли. Дед, наверно, решил, что и отца твоего убили и нет никого живого.
— А не боялся дед, что кто-то прочитает письмо и выкопает клад.
— А в этом письме так хитро было написано, что только отец мог расшифровать, где закопано. «Десять шагов на запад от того, сынок, места, где ты когда-то на меня плюнул, а я тебе зуб передний выбил». Вот такой ориентир! Чтобы никто кроме Василия, не сообразил.
— А зачем дед вообще письмо прислал?
Да заболел, горемыка, боялся, что не встанет. Думал откупиться от безносой. А потом поправился.
Обеспокоенный мистер Фишер что-то застрекотал Гапке. Она в ответ даже бровью не повела в его сторону. Окаменела, потупив глаза в землю.
— Отец сначала не хотел и выкапывать. А я говорю: «Это деньги нормальные, что ж ты, это народные деньги… Где Стефан их взял? У народа наторговал, и выходит так, словно предки наши, которые несли в шинок своё горе, теперь, в тяжелую годину, помогают нам. Врага помогают уничтожить, село наше из руин поднять…» Вот так вот!
— Значит, нет клада… — тихо вымолвила наконец Гапка. — Нет… нет… Ой! Что же теперь?! Что?
— Извини, сестра! Сама видишь, сама слышала, как оно вышло. Я тут не виноват.
— Я вижу, вижу… Никто не виноват… Несомненно! Деньги, наторгованные в селе, справедливо вернулись в село. Это, наверно, справедливо. Да… что же мне делать? — В голосе звучало отчаяние.
Мистер Фишер снова раздраженно застрекотал, размахивая руками.
— В чем дело? О чем это он! — удивленно спросил Олексиенко у Гапки. — Говорит, что этот клад его. Но завещание же на ваше имя.
— Это есть правда! Его! — Гапка сокрушенно покачала головой. — Такое подписала соглашение, контракт: девяносто процентов ему и лишь десять процентов мне. А что я могла сделать? Что?! Разве я могла сама добраться сюда? Могла? Как, если я два года нигде не работаю. Но… Вы знаете, что такое это в Америке два года без работы? Два года!
— Ой, мамочки! — всплеснула руками Катерина Семеновна.
— Как Юлько бросил меня, нашел себе богатую вдовушку, и очутилась я натурально на улице, нанялась в ресторан мыть посуду. А два года назад из-за этого, — она кивнула на Фишера, — чтоб его черт побрал!.. Я, видишь, разбила ему гипсовую фигурку. Поставил её на пол, а я шла с полным подносом посуды, не видела, зацепилась и … В восемьсот долларов оценил. Старая паршивая фигурка какой-то голой красавицы. А то, видишь, антиквариат. Где бы это я взяла такие деньги? Только и имела, что дедово завещание. Да и то едва не выкинула — не принимала его всерьёз. А он, — снова кивнула на Фишера, — снова загорелся. Говорил, что один эмигрант из России в прошлом году ездил и получил наследство. Ну и написал контракт… И на дорогу ссуду документом оформил — тысячу двести. Не за кладом, видите, ехала… Продала тот клад. Чтобы хоть день прожить на родной земле… на Украине. Теперь можно и в тюрьму…
Пётр Васильевич с болью смотрел на сестру. В глазах у него были слёзы.
— Стой, Гапка, стой! — воскликнула внезапно Катерина Семеновна. — Не плачь! Отдадим этому американцу его чертовы деньги, пусть лопнет! Чертова работа!
— Конечно! Конечно! — подхватила Люба.
— Но, как это? Как отдадим?! Где я возьму такие деньги? Две тысячи долларов! Вы знаете, что это такое?
— Подумаешь, две тысячи! — выкрикнула Катерина Семеновна.
— Это как? — растерянно посмотрела на брата Гапка.
— А вот так… — решительно сказала Катерина Семеновна. — Сейчас пойдём, возьмем и отдадим. Беги, Петя, доставай книжку… А очередь на машину Кандыбам отдадим.
— Умница-разумница моя! Дай я тебя поцелую! — растроганно обнял Бойко жену, потом обернулся к Олексиенко. — Товарищ дорогой! Вы же поможете нам оформить всё это официально. И… И чтобы Гапка больше не ездила ни в какую Америку…
— Поможем! Поможем! Не волнуйтесь! — весело и, как всегда, приятно заулыбался Олексиенко.
…Остаётся только добавить, что Гафия Лукашевич-Бойко, бывшая миссис Гапка, живет в Гарбузянах до сих пор. Замуж за дармоеда Гузя она, конечно, не вышла, потому что он из Гарбузян на следующий день куда-то исчез, да и, как вы наверно, догадываетесь, замуж она не собиралась. Работает она шеф-поваром в сельской чайной и живет в центре села рядом с сельсоветом. Колхоз помог ей построить хату. Вышла замуж за вдовца из Васюковки и счастлива с ним.
А вот Люба, вы не поверите, вышла замуж за представителя инюрколлегии товарища Олексиенко, переехала в Киев и, когда пошли дети, забрала к себе сначала маму, а потом и папу. Конечно, когда они стали уже пенсионерами.
Вот так началось обезлюдение Липок…
…А теперь быстренько возвращаемся в наше время, ведь Сашка Цыган, Журавль и Марусик закоченели в лопухах, следя за иноземцами.
Убедившись, что лысоватый не мертвый, а просто спит, они уже не сомневались, что старый «ковбой» непременно вернется.
И правда, где-то часа через два послышалось шуршание «мерседеса», подъехала машина и из неё вышел старый «ковбой» и еще один пожилой дяденька со шрамом, который наискось пересекал левую щеку…
Ребята удивленно взглянули на него.
А кто это?
Глава пятая, в которой ребята делают перерыв на обед, во время которого происходит неожиданная случайность. «Оу! Дер Кнабе?!»
Лысоватый иноземец проснулся.
Дяденька со шрамом, который только приехал, не поздоровался с ним (слова «гутен морген», «гутен таг» ребята хорошо знали, ведь они учили немецкий язык), а сразу начал, немного запинаясь, что-то рассказывать.
Из этого ребята сделали вывод, что человек со шрамом из их компании. Наверно, они где-то его оставили, а вот сейчас забрали.
— Наверно, проверял, разведку проводил, чтобы убедиться, что никто не помешает, — прошептал Марусик.
— Да цыц! Дай послушать! — цыкнул на него Сашка Цыган.
Но как ни вслушивались ребята в разговор прибывших, не могли понять ничего. То, что говорят они на немецком языке, было ясно — отдельные слова знакомы, а вот о чем речь — хоть убей. Вот когда пожалели ребята, что на уроках Олены Всеволодовны ловили мух, играли в «морской бой», да обстреливали жеванными бумажными пульками Панька Цигалика. Но от этого не легче.