Чудеса в кастрюльке
Шрифт:
Глава 22
Встав ни свет ни заря, я очутилась у калитки Забелиных около десяти утра и, увидав в проеме бледное лицо Милены, злобно прошипела:
– Теперь я знаю все! Немедленно говори, где Ляля?!
– Тише, пожалуйста, тише, – зашептала женщина, тревожно оглядываясь. – Дементий дома.
– И что? – повысила я голос. – Пусть послушает, чем его женушка и Ежи Отрепьев занимались. Хороша богомолка, а еще многодетная мать.
– Умоляю, замолчите.
– И не подумаю.
– Пожалуйста, пройдите на улицу Веснянского,
– Нашла дуру! Я за порог, а ты бежать!
– Ну подумайте сами, куда мне от детей деться!
– Милена, – донесся противный, скрипучий голос, – ты с кем лясы точишь?
Женщина вздрогнула. Через двор шел кряжистый, коротконогий мужик с толстой, колонноподобной шеей и длинными, почти до колен, руками.
– Так вот странница позвонила, – недрогнувшим голосом мигом соврала супруга, – Христа ради побирается у добрых людей.
– Бог подаст, – выплюнул хозяин, – у самих копейка на счету, на паперть встань, нечего по дворам таскаться!
Милена умоляюще глянула на меня:
– Вы ступайте к чайной, там покормят. Я скривилась:
– Спасибо за совет, именно туда и двину.
Ждать пришлось около часа. Уж не знаю, давно ли использовала Милена это место в качестве «явки», но оно идеально подходило для тех людей, которые желают поболтать, не привлекая ничьего внимания.
Кафе имело два входа, один со стороны шоссе, по которому тек плотный поток машин. Цены тут не отпугивали, а пирожки, предлагаемые в качестве основного блюда, выглядели свежими и аппетитными, поэтому водители в массовом порядке толпились у стойки. Река посетителей втекала и вытекала, контингент за столиками постоянно менялся, никому не было до меня дела.
Милена появилась из бокового входа. Лицо, повязанное темным платком, казалось слишком бледным, губы по цвету слились со щеками, только глаза ярко сияли под красиво очерченными бровями.
– Спасибо, – запыхавшись, сказала она.
– И за что же, интересно?
– Не стали при Дементии разговор затевать.
– Честно говоря, мне очень хотелось, остановило только одно соображение!
– Какое?
– Муж вас убьет, а мне надо выяснить кое-какие подробности. Например, как долго длилась ваша прелюбодейская связь с Ежи Отрепьевым. Насколько знаю, вы были любовниками? – Я ляпнула эту фразу по наитию, наугад, но неожиданно попала в точку.
Милена со всей силы сжала стакан с чаем. Тонкое стекло треснуло. Я схватила осколки, быстро бросила их на тарелку и, глядя, как по ним растекается коричневая лужа, сказала:
– Что вы так нервничаете? Подумаешь, изменили мужу? Да я бы на вашем месте давным-давно от него сбежала, очень уж ваш Дементии противный!
– Нельзя мне от мужа уходить, – тихо пояснила Милена, – он отец моих детей.
– Ну и что? Тысячи женщин поднимают ребят в одиночку, зато ощущают себя свободными.
– У меня семеро, – напомнила Милена. – Дементии хорошо зарабатывает, вот я и терплю, ради деточек.
Я не удержалась и спросила:
– Ну зачем вы столько
– Вера не позволяет аборт делать.
От негодования я замолчала. Вера! Согласна, религиозному человеку жить легче, семья у него прочнее, дети воспитаннее, а трудности он переносит спокойнее, чем атеист. Но ведь не зря наши предки придумали поговорку «Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет». Конечно, я знаю, что церковь крайне негативно относится к насильственному прерыванию беременности, но ведь бывают такие варианты, когда иного выхода просто не найти. Все эти жуткие плакаты с лозунгами «нет», напечатанными на изображении хорошенького детского личика, развешивают люди, которые никогда не попадали в сложные ситуации. И, кстати, те, кто осуждает бедных женщин, решившихся на малоприятную операцию, совершают богопротивный поступок. Они, уверенные в своей правоте, впадают в гордыню, а это грех.
В нашем дворе во времена моего детства жила Авдотья Филимоновна, чрезвычайно набожная старуха. Вера ее была агрессивной; милая бабуся, считавшая себя образцом поведения, налетала на всех, кто, по ее мнению, вел себя не так. Будучи женщиной простой, всю жизнь проработавшая уборщицей, она совершенно не скрывала своих религиозных убеждений и регулярно ходила в церковь. Особенно доставалось от Авдотьи Филимоновны детям в Великий пост. Если кто-то из нас появлялся во дворе с куском хлеба, намазанным маслом, бабуся мигом начинала брызгать слюной:
– Вот схватят-то тебя черти после смерти и заставят сковородки горячие языком лизать! Будешь знать, как грешить! С меня пример бери, с праведницы.
Чаще всего дети в слезах убегали домой, а родители ничего не могли поделать с Авдотьей Филимоновной.
Представьте теперь мое изумление, когда в Чистый четверг мачеха Раиса, запихивая в кастрюлю луковую шелуху, сообщила:
– Ну у Авдотьи праздника нет.
– Почему? – спросила я.
– Мясо весь пост ела.
– Да ну? Не может быть! Раиса рассмеялась.
– Точно. Помнишь, Авдотья перед Новым годом треснула Сережку Собакина по затылку клюкой за то, что он шоколадку ел?
Я кивнула.
– Так его отец пошел в церковь и попросил батюшку унять ненормальную прихожанку. Знаешь, что поп сделал?
– Отругал, да?
– Нет. Запретил держать пост. Сказал: «Тебя гордыня обуяла». Вот и пришлось противной Авдотье мясо с колбасой жрать на Страстной неделе. Теперь она тихая-претихая ходит!
Решив не обсуждать больше с Миленой вопрос о ее супруге, я быстро перекинулась на иную тему:
– У вас есть двухлетняя дочь Алиса?
– Нет, – покачала головой Милена, – девочку, которой исполнилось два годика, звать Ирочкой.
– И к вам не привозили Алису? Милена молча смотрела на меня. Я тоже помолчала, потом, понизив голос, продолжила:
– Женщина по имени Маргарита Федоровна. Такая яркая, красивая… Она явно должна была явиться к вам. Ну-ка, вспоминайте! В больнице ходили рентген делать?
Милена кивнула.
– Неужели вы не узнали рентгенолога? Жена Дементия тяжело вздохнула: