Чудеса в решете (сборник)
Шрифт:
– Да, знала, и однажды мы даже едва не поссорились из-за этого, – ответила Лицова. – Отец давал ей много денег, но они уходили у нее, как песок сквозь пальцы. На что она их тратила – непонятно. Говорила, что проедает, но я не верила этому: она же была худенькая, как тростиночка. И ей приходилось подрабатывать.
– Где Настя подрабатывала?
– Везде, где можно: писала курсовые, оформляла стенды, расклеивала объявления и одно время продавала газеты. Но когда Настя стала жить с Николаем, она перестала этим заниматься.
– Вам нравился этот летчик?
– Да,
– Вы знали о том, что Карякин мечтал выдать дочь замуж за адвоката Ромаева?
– Да, знала. Алексей мне тоже нравится, и я даже жалела, что у Карякина одна, а не две дочери. Простите, мне тяжело говорить об этом. – На глазах учительницы появились слезы. – Я любила Настю, как дочь. И она меня любила, звала «мама Мара». Что бы там о ней ни говорили, я ничему не верю. Настя не была наркоманкой. Ее убили. Но вот кто это сделал и за что – вам, видимо, и предстоит узнать.
– Марина Юрьевна, когда вы узнали о смерти Насти и от кого?
– Как это ни прискорбно, я о смерти Насти узнала в день ее похорон. Узнала, естественно, от Владимира, – ответила учительница. – Дело в том, что меня в эти дни не было в городе. У меня как раз в семье случилось несчастье: мама поехала навестить свою сестру, упала с лестницы и сильно разбилась. Я отпросилась на несколько дней и поехала ухаживать за мамой. А через три дня Карякин прислал за мной машину. Так я узнала о том, что случилось с Настей.
– Вы поддерживаете контакт с Карякиным? – спросила Лариса.
– Практически нет, – ответила Марина Юрьевна. – Только вот недавно зашел, был навеселе, наговорил мне всяких гадостей.
– А как к нему относится сын?
– Я отказалась от алиментов. Нам с Никитой от него ничего не надо. Но Никите я, к сожалению, не могу запретить любить отца. Они иногда встречаются, и Карякин всегда дает сыну деньги на мелкие расходы. Но сколько он дает – я никогда не проверяю и не спрашиваю. Недавно вот Карякин купил сыну новые джинсы, кроссовки и часы. Я хотела все вернуть, но Никита заупрямился. Пришлось уступить.
Пора было переходить к самому щекотливому моменту – к тому, что не давало покоя Ларисе в этом деле. К предполагаемой запретной связи Насти со своим отцом. Начала Котова очень осторожно:
– Скажите, отношения Насти с отцом были всегда безоблачны?
Лицова задумалась, потом ответила:
– Безоблачных отношений вообще никогда не бывает. Но Настя любила отца, и он ее тоже.
– А что-нибудь необычное вы не замечали?
– Что вы имеете в виду? – удивилась Лицова.
– Ну, скажем, излишнюю заботу со стороны Карякина…
– Так это же вполне естественно.
С лица учительницы не сходило выражение недоумения. И Лариса решила прекратить расспросы в этом направлении, поскольку, видимо, была бы неправильно понята, если бы упомянула о том, что поведала ей мать Насти и что не давало Котовой покоя все последние дни. Марина Юрьевна производила настолько положительное впечатление и, видимо, была настолько целомудренна, что Ларисины слова прозвучали бы явным диссонансом. В конце концов, если противоестественная связь между Карякиным и его дочерью имела место, то Лицова, безусловно, о ней не знала – это было очевидно.
И Лариса решила закруглить разговор.
– Спасибо, – сказала она. – У меня больше нет к вам вопросов, но есть просьба: не могли бы вы мне помочь поговорить с теми учителями, кто хорошо знал Лешу Ромаева и Регину Анненкову?
– Подождите немного. Я узнаю у преподавателей, – ответила Марина Юрьевна и исчезла за дверью.
Котовой пришлось ждать минут десять, пока в кабинет не вошла пожилая учительница пенсионного возраста.
– Здравствуйте, – доброжелательно сказала она. – Это вы хотите поговорить об Алексее Ромаеве? Я его бывшая классная руководительница, Ирина Евгеньевна. Как, собственно, и Регины Анненковой.
Лариса представилась учительнице и спросила:
– Как вы можете охарактеризовать Ромаева?
– Если говорить о том Леше, которого я некогда знала, то я скажу так: удивительно умный и талантливый юноша. Но, боюсь, его талант не получил нужного развития. У Леши не все было благополучно в семье, хотя никто об этом не знал наверняка. Только слухи ходили. Отец Ромаева занимал высокий пост и со всеми, в том числе с нами, учителями, вел себя просто по-хамски. Поговаривали, будто он нещадно бьет и жену, и сына. Но Алексей никогда на него не жаловался. Когда Алексей окончил школу, он провалил экзамены в университет, и, говорят, отец его жестоко избил. После этого будто бы Алексей в знак протеста против родительского диктата спутался с какой-то бандой, чтобы подорвать престиж отца. Но потом ушел служить в армию и уже после поступил, кажется, в юридический.
«Да, именно так», – подумала Лариса про себя.
– Ну а что скажете о Регине Анненковой? – спросила она.
– Ой! – Учительница даже передернулась от отвращения. – Это совсем другое дело! Это был тяжелый крест, который в течение шести лет несла наша школа. Я работаю учителем тридцать два года, но более тяжелого случая не припомню.
– Словом, бандитка, хамка, хулиганка, проститутка? – не удержалась от ехидства Лариса.
– Да, как ни назови, все будет правильно, – нисколько не сомневаясь, ответила учительница. – Я выпустила класс, в котором учился Алексей Ромаев, и мне дали классное руководство в шестом. И тут, на мою беду, в нашу школу из другой перевелась Регина Анненкова: там она осталась на второй год. Ее приняли в мой класс.
– В какой семье она росла? – спросила Лариса.
– В очень неблагополучной, – ответила Ирина Евгеньевна. – Мать – алкоголичка, отец – дважды судимый, старший брат сидит за убийство.
– Понятно, – протянула Лариса. – Что ж, наверное, на этом у меня все.
Учительница пожала плечами и направилась к выходу. Когда она ушла, Лариса спросила Лицову:
– Можно задать вам один личный вопрос?
– Задавайте, – разрешила учительница.
– Если Карякин пожелает вернуться к вам, вы его простите?