Чудесные каникулы
Шрифт:
В самом деле, слышно было, что кто-то приближается, изредка шелестела задетая на ходу ветка, раздавался хруст сушняка под чьей-то ногой. В один миг и Миликэ оказался на дереве. Оба сидели верхом на ветках и, затаив дыхание, смотрели вниз.
Вскоре совсем близко раздался треск сухой ветки.
— Мама! — крикнул Тинел в ужасе.
— Кто там? — послышался тоненький голос. — Кто там?
Внизу показалась незнакомая девочка, примерно того же возраста, что Тинел,
— А, археологи!
— Ты нас знаешь? — страшно удивились оба.
— Ну да, — спокойно ответила девочка, глядя на них большими голубыми глазами.
— Откуда ты нас знаешь? — удивился Тинел.
— Мы здесь первый раз, — добавил Миликэ.
— Я вас видела, — ответила девочка просто.
— Где?
— Когда?
— Вчера. Там, — и она показала головой, — в вашем лагере.
— Там наш лагерь? — спросил Тинел быстро.
— Что, не знаете? — засмеялась девочка.
— Нет, знаем, — поторопился Миликэ поправить дело. — А почему мы тебя не видели вчера? — изменил он разговор.
— Вы устанавливали палатки, а я проходила по тропинке поверху, в лесу. И увидела.
— А что ты делаешь здесь, в лесу? — спросил Тинел.
— Живу. А вы почему залезли на дерево?
— Хм. Мама сказала, что в лесу есть кизил. Мы хотели… — попытался Миликэ соврать.
— Кизи-и-ил?! — Девочка рассмеялась. — На дубе? — Девочка хохотала.
— Желуди, — ляпнул Тинел.
— А зачем вам желуди? Чтобы мама сварила вам компот, как в городе?
— Ну что ты болтаешь? Чтобы играть ими.
— А-а, — сказала девочка. — Слезайте. Хватит. Покажу я вам один дуб, у которого желуди вот такие! — и показала, какие, — каждый с ее черный замурзанный палец (сразу видно, что ела черные черешни).
Мальчики слезли с дерева. Переглянулись.
Губы девочки, как и ее руки, тоже были черные.
— Ты кто? — спросил Тинел с любопытством.
— Дочка лесника.
— И живешь в лесу?
— Да.
— У тебя есть дом?
— А что ты думаешь, я в дупле живу? — рассмеялась девочка.
— И как тебя зовут?
— Аникуца.
— А меня…
— Тинел, — опередила его девочка. — А тебя — Миликэ, — сказала она быстро и снова весело захохотала.
Засмеялись и мальчишки. Эта лесная девочка знала все.
— Нам по пути, — сказала Аникуца и пошла вперед. Обрадованные мальчишки поспешили за ней. Некоторое время они шли молча.
Откуда-то издалека до них долетел мамин голос:
— Тине-е-ел! Миликэ-э-э!
— Нас зовет мама! — забеспокоился Тинел.
— Слышу. Смотри, за теми зарослями есть тропинка, она ведет прямо в лагерь…
И заторопилась.
— А ты? — крикнул ей вслед Тинел. — Куда идешь?
— Домой. У меня дела. И так я потеряла с вами много времени… — и скрылась за бугром, поросшим орешником.
Мальчишки побежали по тропинке вниз, к лагерю. В густой листве проглянули палатки, забелел дым от плиты, мальчики увидели маму, — она ходила среди росших у палаток деревьев и звала!
— Миликэ-э-э!
И эхо отвечало ей с другого берега Днестра, из садов:
— …икэ-э-э!
— Тине-е-ел! — звала мама с отчаянием.
И эхо снова отвечало:
— …е-ел!
Через несколько мгновений они стояли перед мамой: рубашки и штаны изодраны, колени в ссадинах, руки в царапинах, оба грязные, потные, взлохмаченные…
Только что, когда мама была напугана их длительным отсутствием, у нее было одно жгучее желание — увидеть их. Она очень тревожилась: не случилось ли с ними что-нибудь? Может, свалились где-то со скалы на берегу? Почему так долго не возвращаются? Где блуждают? Почему не откликаются?
Но едва увидела их, целых и невредимых, — успокоилась. Посмотрела на них пристально.
Мальчишки опустили глаза.
— Хороши! — сказала мама, смерив их с головы до ног долгим, полным горечи взглядом.
И принялась ругать, рассерженная не на шутку.
— Значит, вот вы как! Принесли мне хворосту!
— Мы принесли, — пробормотал Миликэ.
— Очень много! На растопку только и хватило, а не для того, чтобы приготовить обед.
Мама не могла их простить.
— Отныне ни шагу без моего разрешения. Все утро промучилась, собирала хворост. Воду принеси, обед сготовь — все сама! Для того я поступила сюда на все лето на работу, чтобы нервничать из-за вас? Вон в каком виде явились! Для этого я вас сюда привезла? — спрашивала их мама, расставляя на столе тарелки.
Мальчишки стояли рядом, не решаясь вымолвить слово. Миликэ царапал ногтем скамью, Тинел с интересом поглядывал на плиту: он здорово проголодался.
— Идите умойтесь и переоденьтесь, чтобы Теофил Спиридонович не застал вас такими растрепами… и в этой рвани. Стыд и позор!
Тинел и Миликэ кинулись умываться.
Спустя несколько минут они появились в одних трусиках.
— Не нужна нам одежда. Будем так ходить.
— Давно бы так.
— С утра было прохладно, — заметил Миликэ.