Чудесный шар
Шрифт:
– Прошу, ваше превосходительство! Вот этой, желтенькой, на калгане настоенная. А вот на имбире… Эта – на шафране… А уж этой обязательно, без того из-за стола не выпущу! Это у нас многолетняя вишневочка, ради вас на свет вытащенная!
– Ну однако, – качал головой Марков, – такого изобилия, ей-богу, не ожидал.
– Это все она, – указывал майор на жену. – Маг и кудесник по этой части!
Антонина Григорьевна не спускала с гостя своих немигающих глаз, так что тому стало неловко.
«Черт ее знает, чего она на меня так
Выпив для храбрости еще стаканчика два-три, майор положился «на авось» и почувствовал себя непринужденно.
– Угощайтесь, ваше превосходительство! Мать, проси дорогого гостя! За ваше здоровье!
Марков отпивал и ставил стакан на стол. Он подозревал, что хозяин хочет его напоить и выведать цель приезда. Но Антонина Григорьевна действительно была мастерица своего дела, и в голове у Егора Константиныча зашумело. Во хмелю старик был придирчив, и ему показалось, что хозяин недостаточно почтителен, а пристальный, немигающий взгляд майорши раздражал его. «Дай-ка я их подтяну», – сказал он себе и обратился к хозяину:
– А что, далеко от вас имение Бутурлина?
– Это про Остафьево изволите спрашивать? Полчаса езды.
– Придется заглянуть. Уж очень просил меня Борисыч побывать, старосту приструнить, ключника, – вдохновенно врал старик. – Самому-то недосуг выехать.
Рукавицын задрожал.
– Их высокопревосходительство Александр Борисыч самолично вас просили?
– Хе-хе-хе… Александр Борисыч! Было время, я его Санькой звал.
Трофим Агеич затрепетал.
– Так, стало быть, вы давно с их высокопревосходительством знакомы? – осмелился спросить он.
Вытащив табакерку, токарь взял здоровую понюшку и с обычным присловьем: «На вечную память государю Петру Алексеевичу и потомству его на доброе здра-вче!» – втянул табак в нос. Потом протянул табакерку Рукавицыну:
– Угощайтесь! Табакерочка работы самого покойного государя! – присочинил он для пущего эффекта.
Гость вырос в глазах Рукавицына до мифических размеров. Майор сжался, притих. Даже Антонина Григорьевна потупила глаза.
«Для такого гостя скатерть-то грязновата», – была единственная мысль, пришедшая в голову простоватой майорши.
А Егор Константиныч, подогреваемый и вином и страхом хозяина, окончательно разошелся:
– …Он мне и говорит: «Поедешь, говорит, Егор, в Новую Ладогу, наведи порядки. Коменданта, говорит, я знаю – проверь, как он со службой справляется?»
Майор слушал, потрясенный. Старик, довольный произведенным впечатлением, нанес последний удар.
– А вы что же, сударь, мундирчик новый не сшили, как Александр Борисыч приказывал? – строго спросил он, оглядывая ветхий мундир майора.
Слабая надежда Трофима Агеича, что подвыпивший сановник привирает для красного словца, разлетелась вдребезги. Разговор о мундире происходил с глазу на глаз, и гость мог знать о нем только от самого сенатора.
– Ваше высокопревосходительство, не погубите! – отчаянно вскрикнул майор. – Какой там мундир?! Нищета заела: жена, хозяйство.
– Но-но, майор, – фамильярно хлопнул развеселившийся старик по плечу Рукавицына. – А это что? – обвел он рукой стол, заставленный бутылками. (Трофим Агеич потупил голову.) Ладно, майор, успокойся, кто Богу не грешен, царю не виноват!
– Ваше высокопревосходительство, отец и благодетель! – умилился Рукавицын и припал губами к руке старика.
Егор Константиныч был доволен – дистанция между ним и комендантом была установлена.
Завтрак кончился. Трофим Агеич усиленно уговаривал знатного гостя вздремнуть часок-другой, надеясь навести в тюрьме порядок, но Марков отказался. С упорством подвыпившего человека он твердил:
– Нет, нет, голубчик! Надо осматривать строения, обязательно надо. Я ведь не забыл, майор, что я от канцелярии строений. Нет, спать не буду, пойду осматривать.
И он решительно вышел на тюремный двор. Пока майор задержался, отдавая распоряжения насчет обеда, к Маркову обратился Яким, основательно угостившийся на комендантской кухне.
– Барин, Митрий Иваныч заперт вон в том сарае. Там на часах Алеша Горовой стоит, он мне и сказал.
План действий мгновенно сложился в голове протрезвевшего Егора Константиныча. Вытащив из кармана тетрадь и походную чернильницу, он быстро зашагал к цейхгаузу.
Выскочивший из дома майор оторопел:
– Но послушайте, подождите, ваше превосходительство!
Егор Константиныч увидел Горового, когда завернул за угол цейхгауза. Тот стоял у двери в солдатском мундире, с кивером на голове, с мушкетом в руках. Вот куда привела его мятежная кровь, унаследованная от бунтаря Ильи.
«Алеша! – чуть не вырвалось из уст старика. – Алеша, милый!»
Но сзади рысцой подбежал комендант:
– Ваше превосходительство! Это здание предположено снести, и осматривать его бесполезно…
Как люто ненавидел в это время Егор Константиныч назойливого коменданта, который мешал ему отдаться своим чувствам! Как хотелось ему припасть к Алешиной груди, обнять, наговориться всласть… Алексей ласково смотрел на старика, улыбка смягчала его суровые черты. Но жизнь беспощадно поставила непреодолимую преграду перед двумя близкими людьми, и перешагнуть через эту преграду было невозможно.
Егор Константиныч решительно повернулся к коменданту:
– А все-таки я хочу заглянуть в это помещение.
У коменданта лицо перекосилось от испуга.
– Бога ради… Простите, ваше превосходительство, – залепетал он путающимся языком. – В цейхгауз входить нельзя.
– А почему-с? – сухо осведомился Егор Константиныч.
– Там… там заразный больной, – брякнул майор, вспомнив наставления Ракитина.
– Вот как? – удивился Марков. – И чем же он болен?
– У него горячка… и… и воспа, ваше превосходительство!