Чудная Деревня. 1. Начало. 2. Скользкие вершины. 3. Русалочье озеро
Шрифт:
– Весь день у нас будет занят, а вечером при свечах или керосиновой лампе возиться с мытьем полов незачем, а и к вечеру будем уставать сильно, тут бы уж поесть да спать лечь. – Здесь Елена, хлопот и забот будет больше, не пугайся, привыкнешь.
Быстро закончила уборку, хотела пойти посмотреть двор и сад, но поняла устала все – таки. Еще я не поправилась полностью и в первый день такая нагрузка. Поднялась в свою комнату и разложила свои вещи в шкафу присела на кровать и… уснула, как это получилось, и сама не поняла.
Проснулась я раздетая и в кровати, надо же даже вчера не заметила, как уснула, за окном серо, – но мне показалось за окном сейчас раннее утро. Любава меня вчера раздела и уложила, а я и не почувствовала.
– Доброе утро!
– Доброе, – отозвалась Любава, – ох, и сильна ты девонька не перестаю тебе удивляться, я то думала ты с отвара после еды сразу уснешь, а ты убрать дом успела. – Туалет за домом увидишь, а умоешься в бане, полотенце я там положила. – Шевелись быстро завтрак уже почти готов, и я тебя жду за столом.
Любава при свете керосиновой лампы собирала на стол. Обернулась я быстро, а войдя в дом удивилась с кем это Любава разговаривает. Что бы кто – то к нам вошел, я не видела.
Любава улыбалась, – знакомься с Прошкой Елена, он тоже живет с нами, и он Домовой возможно ты слышала о них или сказки читала.
У печи стоял странный мужичок, маленький ростом с пятилетнего ребенка. Одет был Прошка в лапти и штаны забавные в серо белую полосочку и белую длинную до колен рубаху. Светлые волосы копенкой, нос картошкой и маленькие хитрые глазки.
– Какой забавный,– удивилась я про себя,– и одет так странно, – лапти я первый раз видела вживую.
– Ишь, уставилась,– неприятно проскрипел он, – и не поздоровалась со мной, как вошла и смотришь так на меня прямо, как насмехаешься. – А, сама – то, сама не пойми откуда, и в этом доме пока никто.
– Хватит, – оборвала его Любава,– это не пойми откуда, а Елена и жить она здесь будет теперь постоянно, я ее ученицей беру.
– А, справиться она то, – за ехидничал мужичок,– сила то, есть у нее это я вижу, а дальше как получиться то, совсем еще неизвестно. – Сама знаешь Любава не все могут выучиться.
– А, дальше и посмотрим, как оно получиться, чего зря гадать, – Любава глянула на меня и произнесла спокойно. – Не бойся его, наш домовой Прошка слаб на язык и забыл покон. – Много воли последнее время взял, сам смотри ка с хозяйкой дома спорить взялся. – А, ты Прошка не вздумай Елену обижать, лучше помогай ей пока она не освоиться и привыкнет, а то ругаться каждый может, а показать да научить это сложней и хлопотней.
Я еще была в оцепенении пока слушала их перепалку. Настоящий домовой! Значит, они существуют и это не сказки или все – таки я еще больна и у меня галлюцинации, а если существуют домовые его, наверное, можно потрогать. Я потрясла головой Прошка не исчез, я ущипнула себя и тут же новая мысль.
– Любава! – не удержалась я, а в бабушкином доме тоже был домовой?
– Был, как не быть, и сейчас есть, меня даже удивило, что он к тебе не выходил никогда. – Простым людям они не кажутся изредка только деткам малым, а к нам – то всегда должны выходить, а тебе теперь надо ко многому привыкать ты еще только начинаешь понимать наш мир.
И увидев, что я немного растеряна от встречи с домовым, Любава успокаивающе произнесла.
– Ты не переживай так привыкнешь, кроме Прошки тебе еще много с кем познакомиться придется и сразу говорю если и увидишь, кого и удивишься не показывай этого. – Привыкай к новому, учиться тебе ведь не только магии надо, а и общению с разной нечестью.
Наш домовой оказался с характером, он постоянно скрипел и зудел на меня. А когда Любавы не было в доме следил за мной и поучал.
– Елена, ну что ж ты так- то полы моешь… и тряпку плохо выжимаешь, и – за тебя скоро пол коробом пойдет. И пыль во-о-он там пропустила прошлый раз, а вчера со стола плохо вытерла влажно было. – Стол то дорогой деревянный знаешь, сколько такой стоит?
И так все время пока рядом не было Любавы. Я с Прошкой не пререкалась никогда и молча продолжала заниматься делами… и это его больше заводило. Конечно, он придирался и ревновал меня к Любаве, ведь все свое внимание она сейчас отдавала мне, а я на него и не злилась он был все равно такой забавный. К тому же я знала вреда он мне причинить не может, на то ему прямой запрет от хозяйки дома, а значит, скоро привыкнет, да и подружиться с ним мне очень хотелось. И я старалась его хвалить чаще и спрашивать, советоваться заметила это ему нравится и помочь он всегда готов несмотря на скверный характер.
Когда он выдыхался ругаясь на меня я говорила ему, – Прошка, ну что ты все время сердишься? – Ведь втроем нам веселее жить и интересней.
– Что ж тут веселого, – сразу огрызался он, – пришла тут ученица непонятная и еще меня же жизни учишь. – Сама сначала чему ни будь научись, а потом меня наставляй.
Но постепенно Прошка привык ко мне и стал мне постоянно помогать. Подполье под домом было глубокое и темное, крышка тяжелая, а главное я боялась туда лазать, да еще и с керосиновой лампой в руках. А в подполе хранились почти все наши продукты и лазать туда надо было часто. Прошка всегда все доставал быстро что мне нужно было. И видел он хорошо и без лампы и знал где что лежит, он много чего делал по дому нам в помощь. Когда мы не успевали, он и дом убирал и печь к нашему приходу растапливал, даже несколько раз еду готовил. Приятно, когда мы с Любавой вечером уставшие и замерзшие возвращались домой, а в нем тепло и чисто. Прошка домовой был первый мой знакомец из нечисти и я приняла его так, как будто знала всю жизнь, не боялась его с первого дня. Только было любопытно, где ж он прячется, когда не хочет попадаться на глаза. Он был забавным и общительным любил с нами чаевничать по вечерам. И мне часто, когда я не могла уснуть рассказывал сказки усаживаясь в кресло рядом с кроватью. Сказки, наверное, были интересными, но я всегда почему – то засыпала не дослушав их и до половины.
Любава сразу стала относилась ко мне как к дочери, а мне не избалованной вниманием сначала было очень это непривычно, но и приятно тоже. И свои чувства я не могла показывать, не привыкла и очень стеснялась. И я очень долго боялась привязаться к Любаве, и она это понимая не торопила меня. Главное она была всегда рада мне, и я это чувствовала. Меня ведь ни мать, ни бабушка никогда не обнимали, ни целовали, и я от любых прикосновений к себе непроизвольно дергалась. Не потому что мне это было неприятно, скорее непривычно. Любава постоянно мимоходом гладила меня или прижимала целуя в макушку или щечку, и я сразу терялась, дергалась, краснела. Сделать что-то подобное в ответ мне казалось немыслимым. Любава понимала мое состояние и вроде как не замечала моей дикости, не читала нотаций и ни чего от меня не требовала взамен, и я потихоньку привыкала понимая так живут во всех семьях и в этом нет ничего плохого. Она постоянно говорила со мной и мне нравилось слушать ее напевную речь. Любава всегда была доброжелательна и приветлива. И, ей нравилось возиться со мной и одевать, заплетать мне волосы по утрам, хотя я всегда это делала сама, но она улыбаясь забирала у меня расческу и говорила.