Чудные
Шрифт:
– Слушай, я пойду. Я думал посидеть, за жизнь поговорить. А ты не один…
– Ничего, он нам не помешает. Мне иногда кажется, что он вчера только выполз из вечной мерзлоты. Дикий в общем. Но дело знает. – Кенар и Масловский зашли на кухню. Бетховен чопорно сидел на краешке стула.
– Лёнь, третьим будешь? – пока Бетховен соображал, что от него требуется, Кенар уже шерстил по кухонным шкафам на предмет стаканов.
Стаканы возникли на столе, карамельного цвета жидкость была разлита, и первый глоток не обжёг, но согрел горло. На удивление, коньяк из гастронома оказался даже приятным на вкус.
Застольная.
Певец,
Оперный певец Борис Кенаренко был любим и популярен и на Родине, и за её пределами. Он не имел недостатка в финансах и многих других возможностях, однако никак не мог вписаться в российский шоу-бизнес. Причин было сразу две: Кенар за свои сорок семь так и не поймал звезду и был абсолютно неприхотлив по жизни.
На гастролях весь райдер оперной знаменитости состоял из нескольких литров самой обычной воды – главное, чтоб хлоркой не воняла, ортопедического матраса, бутылки просто нормального, а не элитного коньяка и отсутствия в номере крыс и тараканов. Ему было абсолютно плевать на количество звезд отеля, наличие или отсутствие в номере роз и омаров, и прочие признаки, характерные для особей, которых принято называть «звёздами».
Для жизни вне гастролей он мог бы приобрести себе жилье в любом очаровательном городке старушки-Европы, на теплом острове или в самых что ни на есть Соединенных штатах оф Америка, но… был сентиментален и любил Москву, поэтому купил четырёхкомнатные апартаменты в генеральском доме на Ленинградском проспекте семь лет назад в начале декабря… Ни фига не элитарный выбор. Просто так захотелось. В день, когда ему привезли очередную порцию мебели для нового жилья, он познакомился с Масловским.
Грузчики из мебельного суперпупермаркета на северной границе Москвы с одноименной областью оперой не интересовались, посему и не опознали в клиенте мировую звезду. Зато они очень интересовались чаевыми и успеть на остальные заказы. Поэтому, когда время до следующей доставки стало поджимать, они просто выгрузили возле подъезда остатки покупки Кенара, обматерили его и уехали. Качественному сервису их явно не учили.
Дело было вечером, делать было нечего… две пачки конструктора «Собери шкаф» в фабричной упаковке лежали в снежно-грязной жиже. Судя по тому, как гнулись под такими же коробками профессора погрузочно-разгрузочных наук, поднять упаковку в одиночку не представлялось возможным, а занести на пятый этаж тем более. Звать на помощь местную алкоту не имело смысла. Нести пришлось бы ещё и их.
Кенар был крепким мужиком – не смотри, что солист оперы, поэтому решил попробовать. Он докурил сигарету, выкинул окурок, поднял верхнюю пачку досок с одной стороны, крякнул, понял, что после такого грыжа, заработанная ещё в армейской казарме, будет мстить долго, и бросил коробку. Целлофановая упаковка заскользила, и груз улёгся аккурат на ногу драматическому баритону. Раздалась звучная матерная ария…
– Ты чего выражаешься? Тут дети ходят. – Кенар оглянулся. У него за спиной стоял крупный мужчина примерно его возраста с мальчиком лет пяти. – Что у тебя тут? Помочь, может? – Масловский к тому моменту вторую неделю сидел на больничном и бесился от скуки. Тогда, семь лет назад журналист Сергей Масловский был уже дико известен и популярен у аудитории российского телевидения, но ещё не брезговал пользоваться общественным транспортом, потому что «так быстрее». Вот под гребанным бестолковым монорельсом возле телецентра две недели назад его и отоварили два торчка.
Нет, если по гамбургскому счету, то
– Извини. Меня Борис зовут. Поможешь? – Кенар, наконец, смог восстановить навык связной речи без мата. – Буду благодарен.
– Сергей, – мужчины обменялись рукопожатием, – Гриша, сын. Гриш, иди домой, скажи матери, что я через час приду.
Гриша зашёл в подъезд – дверь всё ещё была зафиксирована открытой. Кенар и Масловский подхватились с двух сторон и поволокли первую коробку на пятый этаж. Когда вторая коробка заняла своё место в одной из комнат недавно купленной квартиры, мужики, тяжело дыша, сели на кухне.
– А я вот, напротив живу, – махнул Сергей рукой в направлении двери. – Давай заново знакомиться. Я Сергей Масловский, телеведущий, программа «Без политики». Временно на больничном.
– … – удивление Кенара было написано на его лице.
– Знаю, что не похож – с хулиганами подрался. Придётся поверить на слово. Твоя очередь.
– Борис Кенаренко, оперный певец, драматический баритон. Друзья зовут Кенар. Петь не буду, ибо громко – соседи не оценят. А пить буду. – Кенар разлил по бокалам коньяк. – За знакомство. Но много нельзя – голос надо беречь.
– Ну, тебе нельзя, а мне можно, – сказал Масловский и, подняв бокал с янтарной жидкостью, напел негромко, но неожиданно красиво и точно, – Libiamo, libiamo ne’lieti calici che la bellezza infiora…
Так началась не очень активная, но крепкая мужская дружба. Без рыбалок, бань и баб, зато с долгими разговорами под стакан. Кенар редко бывал в Москве, Масловский командовал передним краем службы информации центрального телеканала. Но когда удавалось пересечься, обязательно случался приятный вечер, после которого обоим становилось легче и спокойнее. А первая строка «Застольной» 48 из «Травиаты» стала сигналом к душевным посиделкам.
48
Дуэт из второй части первого акта оперы «Травиата» Дж. Верди, 1852 г., более известный как Libiamo, libiamo ni’ lieti callici
Сегодня их дуэт был разбавлен до трио непонятным персонажем. Нет, Леонид не читал нотаций по поводу пьянства и сам весьма активно закладывал за воротник, но было в нем что-то странное, и Масловский искоса подглядывал за ним и всё пытался вспомнить, на кого же он похож.
Что с ним не так?
Посланники
В это же время в квартире Масловского Ольга по телефону жаловалась подруге на мужа.
– Как он посмел, неблагодарный! – кричала она по громкой связи. – Я! Решила! Сама! Приготовить! Ему! Ужин! Я не делала этого пять лет! А он недоволен. Он не ценит моего труда!