Чудо?..
Шрифт:
– Я не собираюсь терпеть все твои выходки! – продолжала мама, срываясь на дикий крик.
– Какая еще блажь может взбрести тебе в голову? И я должна с этим мириться?! Ни за что! – и, увидев, что дочь не реагирует на ее слова, продолжая застегивать куртку, выкрикнула: - И куда ты собралась, позволь спросить? К своему хахалю?! Да? К нему?
Злость разъедала на части, рвались изнутри слова, которые не стоило говорить, дурные слова, плохие. Не то, совсем не то, что нужно было бы сказать! Но ни одна,
– Тебе учиться надо, а не о мужиках думать! – завопила женщина, кидаясь к дочери. – Ну, то он может от тебя хотеть сейчас! Ты хоть сама-то подумай, а? – но дочь никак не прореагировала на ее слова, метнулась к двери, распахивая ту настежь.
Следя за действиями дочери, явно не ожидая подобного, женщина вдруг сорвалась. Взбесилась.
– Ну, и отправляйся!
– кипела она от злости. – Но, я повторяю, если ты сейчас уедешь, если переступишь порог этого дома…
– Я не вернусь, не волнуйся! – твердо перебила ее девушка, выскакивая на лестничную площадку.
Мать выскочила за ней следом. Сердце колотилось в грудь, грубо и жестко билось, сбивало дыхание.
– Что?.. Ах, так! Вот так, да?! – яростно воскликнула она, кипя от гнева. – Твой хахаль дороже тебе родной матери?! – и вновь злые слова сорвались с губ, необдуманно, глупо.
– Ну, посмотрим, посмотрим, к чему все это может привести. Когда надумаешь вернуться…
– Я не вернусь! – резко выкрикнула дочь, оборачиваясь к ней. – Я буду с Игорем, что бы мне не говорила. Он хороший, ты его совсем не знаешь! А если ты против, то я…
– Ну, и отправляйся к своему Игорю! – вызывающе выкрикнула мать.
– Иди, иди. Но не смей мне и на глаза больше показываться, поняла?! – голос женщины трясся от злости, обиды и бессилия. Она понимала, что говорит, злые слова, дурные, нехорошие, но не могла остановиться.
– Я не пущу тебя назад! Не пущу, ты слышишь!?
– Слышу! – выкрикнула девушка и, насупившись, опустила голову вниз.
Постояла около лестницы не больше пары секунд, глядя в материнское лицо, в эти светло-карие глаза, расширившиеся толи от ужаса и изумления, толи от желания простить и понять даже против воли, но так и не сделала вперед ни одного шага.
Наоборот, отступила назад. Туда, к бездне, к точке невозврата, и глухо повторила:
– Слышу… - и стремительно кинулась прочь, по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, а, выскочив на улицу, разрыдалась от неподавленной вызывающе кричащей гордости, заставившей ее уйти, и от бессилия, сотрясающего ее тело дрожью и горячей волной раскаяния.
И уже не видела она того, как невысокая женщина,
Но так и не смогла ничего произнести.
В ушах стоял какой-то непонятный шум, дезориентирующий, бешеный гул голосов, слившийся в поток пустых нелепостей и колких острот, сказанный матерью и дочерью друг другу.
А за ее спиной, неслышно ступая по холодному кафелю босыми ножками, протягивая к ней ручонки и обнимая со спины, вдруг послышался обиженный детский голосок:
– А куда Юля ушла? Она обещала поиграть со мной…
Медленно обернувшись, женщина зачарованно всматривалась в личико сына, словно не узнавая его. А потом, подхватив мальчика на руки, сдавленно выдохнула:
– Она скоро придет, - бросила быстрый взгляд в темный подъезд. – Скоро придет…
И с щемящей болью в груди вернулась в квартиру.
****
Не получилось. Не вышло. Опять удар. Новое разочарование и боль.
Опытный специалист, доктор медицинских наук Леонид Аркадьевич Нуреев, приветливо встретивший ее в кабинете частной клиники, ничего конкретного не сказал, не отказался от ведения болезни, предлагая новые методы лечения и диагностики, но, как и все остальные, не давал гарантий.
Никто уже не давал им гарантий. И от этого ей было еще хуже, чем раньше. Никто ничего не обещал ей.
У нее еще была надежда, вера во что-то, когда она осторожно и будто неуверенно входила в кабинет, и, встреченная радостным приветствием, заглянула в добрые серые глаза. Ей хотелось верить! Ради Олега, ради семьи, ради совместного будущего, которое еще было для них возможно. Но которое рухнуло замком из песка, едва она покинула кабинет специалиста.
Потому что он, как и многие другие, не давал ей никаких гарантий.
Сидя в кожаном кресле, скрестив ноги, и глядя в окно, Наташа плакала. Неслышно, едва заметно, чтобы Олег не заметил этого, легко подрагивая от всхлипов и дрожа всем телом. Больно. Как же больно!..
Закрывая глаза, она задавалась жужжащей внутри нее мыслью: разве может Олег любить ее после этого? Разве может?! Она даже ребенка подарить ему не в силах, а он… он все для нее делает! Так всегда было.
Маленькая девчонка, влюбившаяся в самого популярного мальчика в школе, разве могла она на что-то рассчитывать в отношении него уже тогда? Красавчик, спортсмен, отличник. А кто она? Разве можно было ей даже мечтать о том, чтобы он посмотрел в ее сторону? Нет! Но она и не ждала ничего. Никогда.
Он сам обратил на нее внимание. Как, почему? Она до сих пор искала отгадку, а муж отшучивался, если она мучила его подобным вопросами.
Он влюбился в ее смех. В ее смущение. В светящиеся глаза. В только ее такое важное «Люблю»...