Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...
Шрифт:
— Я подготовила для вас справку обо всех, кто является социально опасным и находится на свободе, — сказала Козлову по–девичьи хрупкая темноволосая женщина, под халатом которой проступали милицейские погоны. — Боюсь, что ни один из них не подойдет. Но на всякий случай попросила, чтобы Леон связался с психиатрической — не выпустили ли они кого–нибудь в конце недели.
— Спасибо, Верочка! Надо бы запрограммировать очки без оправы, темные усики и металлический зуб. Знаю, знаю, вам больше понравился бы шрам или рябины, заячья губа или стеклянный глаз, а не такие компоненты, которые можно надеть или наклеить. А с другой стороны — кто станет устраивать маскарад темной ночью?
— Дай–то бог, — без особого доверия проговорила Вера, пожимая угловатыми плечами. — Если ничего другого нет зайдите в библиотеку. Там вас уже ждет наш ХРЛ.
— Это Волдис Ребане, Холостяк в Расцвете Лет, — объяснил мне Козлов. — Я его ищу по всему Управлению, а он даже позвонить не считает нужным.
— Разве он в состоянии пройти мимо девушек из библиотеки? — сказала Вера без малейшего осуждения в голосе.
Нам навстречу поднялся статный сорокалетний мужчина, смахивавший на древнего викинга, с резкими, словно высеченными из гранита чертами. Легкий эстонский акцент придавал его речи особое очарование, и было нетрудно представить его любимцем всех женщин министерства.
— В нормальных учреждениях научным работникам полагается один библиотечный день в неделю, а у нас прекрасных дам прячут в архиве и не позволяют свободно пообщаться с ними даже час.
— Подо мной земля горит, — хмуро отверг Козлов его иронический тон.
— Пожарных всегда вызывают слишком поздно и требуют, чтобы они совершали невозможное, — не смутился Ребане. — Не скажу, что мешок у Деда Мороза совсем уж пуст. Если прочитаешь стишок, может быть, я что–нибудь в нем и найду.
Майору пришлось сдаться.
— Лигита Гулбе ничего связного рассказать не может. Достаточно сомнительный свидетель показывает, что стрелял усатый человек в очках, потревоженный при попытке изнасилования. А у тебя?
— Прежде всего рассмотрим неоспоримые факты, — проговорил эксперт деловито. — Стреляли с небольшого расстояния пулями калибра девять миллиметров. Обе пули несколько сплющены и со следами царапин, следовательно, вариант со служебным пистолетом системы Макарова отпадает. Из неисправного вряд ли добьешься такой снайперской точности. Скорей можно предположить, что стреляли из переделанного оружия. Я тут немного разобрался, — он кивнул в сторону груды книг на столе, — и готов ручаться, что мы имеем дело с пистолетом фирмы Борхард–Люгер, обычно называемым «парабеллум». После войны таких трофейных пистолетов осталось множество, так что его можно было сохранить, унаследовать, найти в погребе или на чердаке, может быть, в брошенном лесном блиндаже, отчистить от ржавчины и приспособить к нашим патронам.
— Ясно. Оружие не характеризует владельца, — сделал вывод Козлов. — А как с отпечатками пальцев и обуви?
— Осмотр машины ничего не дал. К тому же, все свидетельствует, что он пришел и скрылся пешком. Есть два пригодных для идентификации следа, гипсовые отливки изготовлены. Спортивные туфли чехословацкого производства, так называемые «ботас», с весьма характерным рисунком подошвы, сорок первого размера. Я уже выяснил: их можно было приобрести весной в магазине «Динамо». Были и у нас на складе, мне даже выдали такие бесплатно, когда я пообещал регулярно участвовать в кроссах.
— Ну и?
— В первый же день я стер ноги до крови, так что с тех пор… Ну да, тебе же наплевать на мои спортивные неудачи. Зато мне твои проблемы далеко не безразличны. И я попытался влезть в твою шкуру. По–моему, сейчас надо ломать голову не над тем, что мы нашли, но прежде всего над тем, чего найти не удалось.
— Ты об одежде Гулбис? — Козлов сразу понял ход мыслей эксперта. — Думаешь, мы имеем дело с фетишистом?
— Не исключено, но тот взял бы что–нибудь одно, чулки или лифчик, на чем он там свихнулся. А наш унес все, и я допускаю, что он вовсе не хотел насиловать, а всего лишь ограбить жертву. Не найдя денег, взял вещички — с паршивой овцы хоть шерсти клок. Ты не узнавал, что на ней было — может быть, фирменные шмотки?
— Принимаю, как один из вариантов, — неохотно согласился Козлов. — Вот только с эфиром не укладывается. Если бы ты в лесу напал на кого–то, имея в кармане оружие, стал бы ты брать с собой еще и флакон с эфиром?
— Пути господни неисповедимы, — неопределенно проговорил Ребане. — Я подбросил тебе идею, остальное — дело твое. Боюсь только, что на одной логике тут далеко не уедешь. Разве логично, что нормальный человек насилует женщину? При современной свободе нравов…
— Это ты как эксперт или как мужчина? — огрызнулся Козлов, и мне вдруг почему–то показалось, что он завидует независимости, приобретенной Ребане вместе с кандидатской степенью, служебным положением и ироническим отношением ко всему окружающему, включая себя самого. Но майор сразу же вернул разговор к сути дела, спросив: — Скажи лучше, где можно достать эфир?
— В аптеке, поликлинике, химчистке, в моей лаборатории; это не проблема. Во всяком случае, легче, чем достать оружие.
В приоткрытой двери, словно сулящая беду черная кошка, мелькнула черная прическа Веры.
— Звонил Леон. Главный врач больницы с возмущением отвергает такую возможность. Больных, способных на преступление, они не выпускают. На этой неделе в домашнем увольнении были только поэт, страдающий манией бдительности, и железнодорожник, который может общаться только со своими внуками… Моя «Василиса» скоро тоже заболеет меланхолией, потому что не может ответить ни на один из ваших вопросов. Есть потенциальные насильники в очках, с усами, даже один дважды судимый рецидивист без переднего зуба. Но такого, кто объединял бы и то, и другое, и третье, — нет.
— Тогда пропишите ей на сладкое еще одно последнее заданье. Мне нужны все, кто был замешан в хранении или изготовлении оружия. Тоже, конечно, вне очереди!
В кабинете нас ожидал Силинь. Увидев кислое выражение на лице майора, я понял, что лейтенант попал туда при помощи своего ключа или отмычки. Тот, кажется, тоже сообразил, что мальчишеская выходка его на сей раз оказалась неуместной, и сразу же стал оправдываться:
— Воспользовался вашим отсутствием, чтобы разобраться в своих соображениях — у меня там все время люди, даже рапорт об отставке нельзя толком написать.
— Если вы созрели — прошу! — Широким жестом Козлов пригласил его к столу и пододвинул стопку чистой бумаги.
— И напишу! — обиженно заявил Силинь. — Если и вы тоже согласны с Ратынь, что на Гулбис напал один из этих жалких воришек.
— А ваше мнение?
— Стараюсь обосновать его в донесении.
— Благодарю. Прочитаю на досуге.
В их отношениях не осталось и следа той дружественности, какая была на ночном дежурстве, и трудно было представить, что вчера они называли друг друга на «ты». Ничего лучшего не обещало и продолжение: