Чудо хождения по водам
Шрифт:
К чему-то подобному В. уже и был готов. Одно, однако, дело ждать и быть готовым, и другое – когда тому, чего ждал и вроде был готов, наступает время.
– Как это я вам могу помочь получить финансирование? – Язык у В. едва ворочался.
– Даешь согласие стать официальным объектом нашего изучения. Подписываем договор, скрепляем печатью. Я уже знаю, где под тебя деньги брать. Сначала у частных лиц, а там и Академия наук раскошелится. Ты тоже внакладе не останешься, обещаю. На всех с лихвой хватит.
– Ну, предположим. Подписываем
– А когда и двух минут хватает! – опередив коллегу, незамедлительно сообщила ему ассирийка.
– Придется довериться, – разводя руками, сказал В. коллега. – Спрячем тебя. Перейдешь, как революционер, на нелегальное положение. На это наших возможностей без всякого финансирования хватит.
– Я не хочу прятаться! – вырвалось у В. – Что это за жизнь – сидеть в подполье.
– Да уж конечно, – согласился коллега. – Не жизнь. – Навалившись грудью на стол, он подался вперед, к В. – А ты и так уже не живешь нормально. Тебе теперь нормальной жизнью больше не жить!
Не жить! Не жить! – с отчаянием отозвалось в В. О, он знал это, он знал, он только боялся себе в том признаться. Коллега лишь распечатал запечатанную коробочку, и оттуда вырвался дух, который был В. уже прекрасно известен.
Но жена? Но дети, когда вернутся? Вся его прежняя жизнь? Нет, он не был готов отказаться от нее, он не мог от нее отказаться! Отказаться – значило сдаться. В нем все противилось этому: сдаться!..
В следующее мгновение В. обнаружил себя направляющимся к выходу из подвала. Как некая сила властно стронула с места и понесла, понесла – не осталось ничего другого, только подчиниться ей.
– Ты что?! – крикнул ему в спину коллега. – Ты счастья своего не понимаешь!
В. ответил ему ударом железной подвальной двери. Дверь соединилась с железной рамой с таким страстным лязгом – звук их совокупления донесся, наверное, до всех жителей дома.
Ассирийка догнала В. уже на последней ступени лестницы.
– Подождите, подождите, подождите, – услышал он за спиной вместе с токотом лап пантеры. – Едва поспела, – сообщила она, настигнув его. Голос ее по-прежнему был в следах обработки рашпилем (а и как могло быть иначе?), но от суровой внушительности, с какой говорила в подвале, не осталось и тени, это был участливый голос благожелателя, союзника, друга. – А ведь для вас. Не для себя стараюсь.
В. выжидательно смотрел на нее не отвечая. Для него, не для себя. Замечательно.
– Это безобразие, – продолжила ассирийка все с той же участливой благожелательностью. – Ну, как он на вас… просто набросился! Нельзя так. Я вам помогу. Давайте вашу фотографию, посмотрим. Прямо сейчас.
Вот так. Не откладывая, прямо сейчас. Какой восторг.
– Что изменилось? – спросил В. – Только что в помощи мне было отказано.
– Ой, ну мало ли! – воскликнула ассирийка. – Он – это он, а я – это я. Я что, не женщина? У меня сердоболия нет? Давайте фотографию, где она? Посмотрим. Не получится найти – сделаем так, что отцепятся. Отцепятся, не сомневайтесь!
Поверить в то, что она выбежала за ним из сердоболия, противу воли коллеги, было невозможно. Конечно же, он послал. Получается, цель, ради которой оказался в этом подвале, достигнута.
В тот же миг В. осознал, что у него нет с собой фотографии. Он примчался в подвал к коллеге просить, молить – унижаться, он думал о том, как выкарабкаться из ямы, в которую сверзился, о фотографии как о материальном воплощении этой ямы он и забыл.
– Пойдемте к машине, – позвал В. ассирийку.
Он решил, что фотография там. Вероятней всего, в бардачке: вышел из дома с нею в руках и сунул туда. Куда еще было бросить ее, как не туда. Не на панель же перед собой мозолить глаза.
В машине, однако, фотографии не оказалось. Ни в бардачке, ни на панели, ни на сиденьях, ни на полу – нигде.
– Вы оставили ее дома, – с улыбкой проницательности, вздымая на него свои эвересты, сказала ассирийка. Словно лежащая где-то там в квартире злосчастная фотография была буквально увидена ею. – Дома, дома. Оставили. Я готова поехать с вами. Поехали.
Это было понятно, что дома, где еще. Раз не в машине, значит, выскакивая на улицу, он просто забыл захватить ее с собой.
– Поехали, – согласился В.
День уже спешил к закату, жена добралась с работы своим ходом, о чем успела известить его звонком, – можно сразу поставить машину на стоянку, но В. не стал делать этого. Он подъехал к самому дому и, втиснув между другими, запарковал машину прямо на дороге, чего никогда не делал. Машины на обочинах угоняли, взламывали, царапали, однако нежелание встретиться с охранником было сильнее опасения за свою конягу. А охранник был там, в будке, смена его еще не закончилась.
В. полагал, фотография лежит где-нибудь прямо в прихожей: на телефонном столике, под зеркалом – куда положил ее, обуваясь, и после забыл, но нет, фотография не обнаружилась и тут. Жена, встретившая их с ассирийкой на пороге, с недоумением следила за его метаниями.
– Что ты ищешь? – спросила она наконец.
В. сообразил: жена пришла, увидела бесхозно валяющийся снимок, сочла это за беспорядок и убрала с глаз долой.
– Ты фотографию, портрет человека, не убирала отсюда? – ответно спросил он ее.
– Фотографию? – Жена, уже не в первый раз, с подозрительностью поглядела на ассирийку. Непонятно что за женщина, стоит наблюдает за метаниями мужа по прихожей с фальшивой улыбкой участливости – как будто имеет право и быть здесь, и так улыбаться. – Ничего не убирала.