Чудо в аббатстве
Шрифт:
Ночь была лунной, и, все еще думая о своих детях, я подошла и выглянула в окно. Вид Аббатства никогда не переставал волновать меня, я не могла привыкнуть жить в его стенах. Я принялась размышлять о странностях жизни и о своем муже. Мне хотелось разобраться в своих чувствах к нему, но у меня ничего не вышло. Возможно, потому что я боялась вывода, к которому приду. Он стал мне чужим. Мы были еще молоды и все еще оставались любовниками, но я ничего не знала о том, что у него происходит в душе. Мне было интересно, знает ли он о моих мыслях, если они его вообще
Неожиданно я вспомнила Руперта и нежность, которую он выказывал мне. Должна признать, что именно этого мне не хватало в Бруно.
Сама я испытывала нежность к Бруно, когда чувствовала, что он во мне нуждается. Но ведь он нуждался во мне только для того, чтобы что-то доказать.
Я запретила себе думать об этом, боясь неожиданных открытий.
Внезапно я увидела появившуюся в лунном свете фигуру Бруно — он шел со стороны подземных галерей. Я увидела, как он вошел в башню, потом зажегся свет в его окне.
Уже второй раз я наблюдала, как он возвращается из подземелья. Меня мучило любопытство, почему он ходит туда ночью. Может быть, потому, что не хочет, чтобы кто-нибудь знал об этом?
Я вернулась в постель и ждала, что Бруно придет ко мне.
Он не пришел, а утром сказал, что ему необходимо съездить на континент. На этот раз он хотел купить гобелены для комнат.
Много позже мне пришло в голову, что каждый раз после того, как я видела Бруно ночью у подземных галерей, он почти немедленно уезжал за границу.
Мне хотелось разобраться, есть ли в этом какой-нибудь смысл, но я не считала возможным спросить об этом его самого.
Матушка навестила меня в Аббатстве, принеся мне корзинку, полную настоев и, мазей.
— Моя дорогая, — промолвила она. — Я тревожусь за внучек. Один из слуг вернулся из города и говорит, что в Чипе чума. Он видел трупы на барже у Вестминстерского причала. Пришли трудные времена.
Я встревожилась за детей, поила их лекарствами моей матери и запрещала выходить из имения, но все-таки боялась, что кто-нибудь принесет смертельную болезнь в Аббатство.
Хани находила удовольствие в моих страхах. Она льнула ко мне, будто боялась, что меня отберут у нее. Кэтрин отнеслась к известию об эпидемии равнодушно и норовила улизнуть, как только могла. Я бранила ее, она делала вид, что раскаивается, но я знала, что через минуту она забудет об этом.
На помощь пришла Кейт.
«Я слышала, что в Лондоне свирепствует чума, — писала она. — Вы слишком близко от города, поэтому я беспокоюсь о вас. Ты должна привезти детей в замок Ремус. Здесь вы будете в безопасности».
Я обрадовалась и стала готовиться к отъезду.
Вдовство шло Кейт. Все знали, что она богата, и хотя пока никто не просил ее руки — муж умер совсем недавно — было двое воздыхателей, которые ждали благоприятного момента. Правда, они могли бы и не ждать так долго, потому что покойный король подал пример, поспешно женившись на Джейн Сеймур, не дав Анне Болейн остыть в могиле.
Лорд Ремус никогда не был придирчивым мужем и всегда баловал жену, но теперь Кейт была в замке и хозяином, и хозяйкой, и вознамерилась насладиться своим новым положением.
Она накупила бархатных и шелковых платьев, и, когда я сказала, что никогда прежде не видела таких пышных, отделанных рюшем, рукавов, она презрительно ответила:
— Ты ничего не понимаешь в придворной моде.
Кэри важничал, став теперь лордом Ремусом. Кто-то сказал ему, что он должен заботиться о матери, сказал, конечно, с иронией, ибо ни одна женщина не могла позаботиться о себе так хорошо, как Кейт, но Кэри воспринял это серьезно. Он прекрасно ездил верхом, тренировался на площадке для стрельбы из лука. У него был сокол, и он учился соколиной охоте. Каждый раз, когда я его видела, он казался мне все взрослее. Он был на несколько месяцев младше Хани и на два года старше Кэтрин, но я заметила, что в замке он вел себя по-хозяйски.
Кэтрин без конца ссорилась с ним. Но Хани и Кэри были добрыми друзьями, и я подумала, что Хани отдает ему предпочтение потому, что он и Кэтрин постоянно враждуют.
Кейт строила планы на будущее. Она сказала, что при дворе со времени смерти Генриха VIII стало скучно. Да и какой двор может быть у одиннадцатилетнего короля! Настоящим монархом стал, конечно, регент, граф Сомерсет, а его брат адмирал Томас Сеймур немного завидовал ему.
— Том Сеймур имеет виды на леди Елизавету, — говорила мне Кейт. — Ты понимаешь, чего он добивается.
— Елизавета никогда не будет королевой, — ответила я. — Она может унаследовать английский престол только после Марии. Но они обе считаются незаконнорожденными.
— Эдуард — болезненный ребенок. Сомневаюсь, что у него будут дети.
— Тем не менее, его женят как можно раньше.
— Он ухаживает за своей кузиной Джейн Грей. Я думаю, он хотел бы взять ее в жены.
— Они были бы хорошей парой, ведь у нее есть некоторые основания претендовать на трон.
— Но ведь они оба протестанты, Дамаск, представь, что это значит для страны. Я бы предпочла видеть на троне кого-нибудь повеселее. Джейн, как я слышала, очень чопорная особа. Думаю, она похожа на тебя в прошлом. Она неплохо знает латынь и греческий. Настоящий маленький ученый.
Дни в замке Ремус проходили приятно, там не было никаких проблем, и я поняла, каким облегчением для меня было на время покинуть Аббатство.
Кейт беспокоилась только из-за того, что на время траура по мужу заточена в замке, уже обдумывала, какие развлечения устроит, когда он закончится. Кейт раздражало, что ее бархатными платьями могли восхищаться только я да случайные гости. Лучшим времяпрепровождением она считала разговоры со мной.
Кейт получала удовольствие от воспоминаний о прошлом и помнила больше о нашем детстве, чем я предполагала Было удивительно, что пустяки, казавшиеся такими незначительными, так много значат для нее, что она запомнила их.