Чудо в перьях
Шрифт:
— Спасибо! — сказал хозяин. — Извини, Паша, но теперь мне придется просить у тебя прощения. Но как еще я смогу побеседовать с человеком, отвечающим за анонимность моих частных телефонных разговоров? Теперь видишь, куда я попал! И тоже жду с нетерпением твоего приезда к нам. И все еще надеюсь, что заберешь меня отсюда…
— Если на это будет соответствующее решение, — сказал Эрудит. — Но для чего вам уезжать, дорогой Андрей Андреевич, если мы уже присмотрели участок для вашей будущей дачи, где вы сможете разводить ваши любимые георгины? А в вашем любимом Краю нам будет нелегко обеспечивать вашу безопасность из-за отдаленности. Только здесь, под боком, мы сможем установить соответствующий присмотр.
— Только не бросай трубку, Паша! — взмолился Радимов. — Мне еще хочется кое о чем спросить столь общительного человека, которого никто мне до сих пор не представил…
— Спрашивайте, — вежливо сказал Эрудит. — Если инструкция мне позволит, я отвечу на любой вопрос, кроме провокационных.
— Так будьте так добры, если это не составляет государственной тайны, скажите на милость! — чуть не запел хозяин. — Вы получили свой орден «За выдающиеся заслуги в деле безопасности государства»?
— Ей-богу, даже странно от вас такое слышать, Андрей Андреевич! — в тон ему отвечал Эрудит. — Какая тут может быть тайна? Даже Павел Сергеевич как успешно подавивший феминистский мятеж вполне может быть в этом осведомлен! Вы же сами изволили пожать мне руку, когда вручали орден! В числе других наших товарищей.
— Что-то не помню… — пробормотал Радимов.
— Может, вспомните, как после торжественного банкета я вас самолично препроводил домой и сдал вашей уважаемой супруге? — сочувственно спросил Эрудит. — Тогда у нее и спросите! Как, кстати, ее здоровье? Учитывая ее несомненные заслуги, мы могли бы поместить на полгодика в наш госпиталь, где она сможет отдохнуть и подлечиться. У нас появились закупленные — Павел Сергеевич правильно говорит об источниках финансирования — новейшие установки искусственной почки, предстательной железы, прямой и слепой кишки. Всего уже не припомню, но нет пока установки искусственной матки. Еще не разработали… Теперь по поводу нашего с вами желанного знакомства, Андрей Андреевич. Меня, как бойца невидимого фронта, не знали также ваши предшественники. Что, увы, является малоприятной издержкой моей профессии. Ведь со сколькими славными людьми, включая вас, я с удовольствием завел бы знакомство и дружбу семьями! Рыбалка там, собирание марок… Хотя у вас иное хобби, чуть не забыл, довольно оригинальное для такого выдающегося государственного деятеля, каковым вы, без сомнения, являетесь… Но потом вы, как правило, уходите в небытие или — того хуже — в отставку по здоровью со всех занимаемых постов, и мне приходится снова привыкать и приноравливаться к новому лидеру, оставаясь, таким образом, незасвеченным, что вполне могло бы произойти, если бы я позволил себе поддаться обычным человеческим слабостям.
— Теперь видишь, Паша, куда я попал? — спросил Радимов. — А ты меня не остановил!
— Что же это вы, Павел Сергеевич? — спросил Эрудит. — Такого человека отпустили одного в нашу банку с пауками. При всей его доверчивости и бескорыстии. Но реформы нужны, кто спорит. Но на этом я хотел бы закончить наш с вами разговор. Если понадобятся разве что консультации, разъяснения или уточнения…
Мы с хозяином с минуту молчали, не в силах произнести ни единого слова.
— Говорите, говорите! — снова вмешался Эрудит. — Вам, Андрей Андреевич, предстоит еще встретиться сегодня с премьер-министром Швеции, а к вам, Павел Сергеевич, безуспешно пытается дозвониться товарищ Бодров, о смещении которого уже здесь подумывают, но я вам ничего не говорил.
— Забери меня, Паша! — взмолился Радимов. — Ну их к черту! Они вот где у меня!
— А как же ваши идеи? — спросил я. — Ваши мечты и планы?
— Их дискредитируют, извращают, над ними глумятся и цинично забалтывают! Я хочу провести перевыборы, Паша! Сначала в качестве эксперимента в нашем светозарном Крае. Как ты думаешь, земляки поддержат? Не подведут?.. Тьфу, будь я неладен, видишь, как тут заговорил! А какая у меня была прежде лексика, Паша! Ты же помнишь! А какие модуляции в голосе! Но кому это нужно, если у меня нет даже своего парламента, эти, нынешние, ставят палки в колеса. Об этом я и желал с тобой посоветоваться. Это мой последний и единственный шанс, Паша. Ультима рацио, как говорили древние. Последний довод королей.
— Это про пушки сказано, — мягко вмешался Эрудит. — Древние говорили просто: последний довод. И я, кстати, тут с вами полностью согласен, хотя не все вас поддержат, даже из вашего близкого окружения, о чем могу дать исчерпывающую справку.
— Помолчи, а? — попросил хозяин. — Помню, не забыл, что скоро встречаться с этим длинным шведом. Представляешь, Паша, приходится задирать все время голову, и это мне, представителю супердержавы!
— Ваши предшественники, кстати, были ниже вас ростом! — снова заметил Эрудит. — Но это в качестве справки. А с вашим умением читать чужие мысли, Андрей Андреевич, кроме как по телефону, вы заставите любого премьера, даже самого высокого, встать перед вами на колени!
— Ну что с ним делать! — вздохнул хозяин, и такой вздох, думается, пересечет пространства, нас разделяющие, и обязательно дойдет до моих ушей без помощи телефона. — Ты хоть скажи, как там ваш сын? Растет, не болеет? Приедешь к нам, хоть фотографию привези. А кстати, Мария жаловалась, что не ночуешь дома. Да еще провел всю ночь в ЭПД… Это как, Паша, как тебя понимать, дорогой мой? За старое взялся? А ты займись чечеткой, если подопрет. Лучше нет средства, чтобы трансформировать избыток половой энергии в производительную…
Его голос выражал сейчас бесконечную усталость, граничащую с безразличием.
— Должен в данном вопросе заступиться за Павла Сергеевича! — снова встрял Эрудит. — Он провел там ночь совершенно один и хорошо выспался. Если понадобится, его супруга получит письменное подтверждение.
— Конец связи! — заорал Радимов. — Завтра же сокращу ваши органы еще на одну десятую.
— Завтра и поговорим, — примирительно сказал Эрудит. — До скорого, Павел Сергеевич. Я с вами не прощаюсь…
Только положил трубку и откинулся в изнеможении, как тут же — прав был Эрудит! — позвонил Бодров.
— Игорь Николаевич! — сказал я как можно проникновеннее. — Завтра я в полном вашем распоряжении. Но сегодня могу я побыть с семьей?
— Но меня замучили претензиями из бухгалтерии ЭПД! — сказал он. — Говорят, из-за вас целую ночь простаивало одно рабочее место, что означает потерю восьми койко-часов, или восьмисот долларов! Я должен разобраться и ответить, где мы их изыщем.
— Игорь Николаевич! — Я приложил руку к сердцу, как если бы он мог это увидеть. — Дорогой вы наш руководитель! Ведь как только вы разберетесь во всем, что здесь делается, вы тут же повеситесь! Готов с вами поспорить на те же восемьсот долларов, которые вы не сможете отдать, ибо проиграете… Кстати, убыток можете списать на подавление мятежа, хотя мне это ничего не стоило, поскольку если бы наши стервы взяли верх, это обошлось бы казне куда дороже! Так вот, прекратите разбираться! Займитесь наконец делом, совершайте поступки, творите глупости, отменяйте свои постановления, говорите с народом в очередях и на стадионах! Или вы только танки обучены вводить? Я из-за вас не могу выехать на гастроли, куда меня зовут на самых выгодных условиях! Я не могу оставить на вас Край! Ибо на другой же день восстанут парикмахеры, милиция опять попрячется, а они будут разгуливать по городу с опасными бритвами.
— Так научите, Павел Сергеевич! — сказал он плаксивым голосом. — А потом езжайте на здоровье. Что делать? Стоило заработать телефону, как погас свет! Только исправили электросеть, остановилась канализация! И все вопросы — ко мне! Должен я разобраться, прежде чем что-то решить? Кто, если не я! Вы можете мне сказать.
— Радимов, — сказал я. — Ибо он бы все пустил на самотек. А пока что население уже не танцует чечетку, а сборная по футболу уже весит около пяти тонн. Так вот, Андрей Андреевич предложил нам, в качестве эксперимента, разумеется, провести всеобщие выборы. Ваша бедная голова — хорошо, а сотня бедных голов избранных депутатов — лучше. Я не думаю, что от этого что-то изменится, будет только хуже, зато Высокое Собрание сослужит для вас роль громоотвода… Подумайте, разберитесь, потом мне доложите. И все на этом, все! Я отключаю телефон.