Чудо в пушистых перьях
Шрифт:
Витька отчетливо застонал и произнес с сердечной мукой:
— Да с нас шкуру спустят.
— Спустят, Витек, как пить дать, спустят, — зашептал Ряха, почему-то хихикая. Должно быть, на нервной почве.
— И чего ты ржешь? — рявкнул Витек, которому мысль о спущенной шкуре явно пришлась не по душе.
— А хоть ржать, брат, хоть нет, разница-то небольшая.
— Это в каком же смысле? — еще больше разволновался Витек. — Мне, может, со шкурой удобнее, я еще молодой, и у меня большие планы…
— Витя, брат, — перешел Ряха на ласковый шепот, — давай думай, что делать, не то твоим планам придет полный… ну ты знаешь. Не
— Это точно, — Витька маятно вздохнул и вдруг, заорал:
— Кто тебя за язык тянул, придурок!
— Так пьяный я был, Витя, я ж говорю… Ты знаешь, пьяный я что хошь могу брякнуть. А эта падла возьми и исчезни. Гадом буду, если это не происки Бритого. Полезет с претензиями, мол, это я Шляпу грохнул, хоть я, Витя, мамой клянусь, ни сном ни духом, вот хоть на кресте…
— Да-а, раскладочка, — не дослушав друга, протяжно заметил Витька. — Бритый с претензиями, а нам по шапке…
— И что обидно, брат, ведь ни сном ни духом…
— Ты б, Ряха, пить завязал, если ума совсем нет. Я тебе давно говорил, много ты пьешь…
— Уже нет. Не много, и с сегодняшнего утра не часто. Витя, ты меня потом жизни поучишь. Сейчас давай думать, как задницы спасти…
— Найти эту падлу, — сразу же ответил Витька. — Если это проделки Бритого, он его где-то спрятал… Найдем, — после небольшой паузы сказал Витька. — Не дрейфь, брат, найдем, в городе он, куда ему деться.
— А если Бритый его сам того… чтоб натуральней? — вздохнул Ряха.
Витька опять замолчал, наверное размышляя.
— А если того… — начал он твердым голосом, но нам с Ряхой так и не суждено было узнать, к какому решению Витьку привел его светлый разум. Раздался страшный грохот, входная дверь то ли распахнулась с жутким стуком, то ли рухнула на пол, из кухни этого не увидишь, а выглядывать я не решилась, только подумала с восхищением: «Во Груня дает…» Но тут же в душе шевельнулось сомнение, свет еще вовсю горит, значит, Груня явилась ранее условленного сигнала, а тут еще и Ряха в квартире. Витька, не будь дураком, заявит, что Ряха пришел со мной, а он вообще тут сам по себе и ни при чем, так что все наши с Груней планы полетят к чертям собачьим. Я малость приуныла, но тут оказалось, зря я поторопилась унывать. Все было даже хуже, чем я думала, и, по большому счету, мне стоило пойти и утопиться в ванне, чтоб моя кончина была безболезненной. К живодерне я всегда питала колоссальное отвращение, как к мероприятию насквозь антигуманному, а то, что с нас почти наверняка начнут спускать шкуру, я с некоторым опозданием поняла совершенно ясно, так как отнюдь не разгневанная Груня появилась в квартире, а жутко разгневанные парни. Судя по голосам, в количестве трех человек.
Все разом заорали, а я с перепугу метнулась к холодильнику, но влезть в него не представлялось возможным, пришлось бы выбрасывать из него полки, а на это времени у меня не было, да и шумно очень. От холодильника я бросилась к мойке, а затем к угловому столу со шкафчиком и очень быстро смогла в нем угнездиться, так как он, на мое счастье, был совершенно пуст.
Я прикрыла дверцу и вновь обрела способность различать звуки и беззастенчиво стала подслушивать. Но тут меня постигла неудача. Мужчины на разные голоса и весьма эмоционально что-то обсуждали, но что конкретно, понять не было никакой возможности. Говорили они вроде бы по-русски, но большинство
Конечно, кое-какие слова были мне хорошо знакомы, например, «падла». Его употребляли очень часто, но и оно имело разнообразные значения. Затем, конечно, целый букет русских народных выражений, любовь к которым приписывают грузчикам и сапожникам, но толку от того, что я их очень хорошо знала, не было вовсе, потому что они, как известно, служат не для передачи информации, а для цветистости речи. Мне же хотелось чего-нибудь конкретного, так как вопрос сохранения собственной шкуры стоял на повестке дня под номером один.
Напрягая изо всех сил свои извилины и по-прежнему не улавливая сути происходящего, я съежившись сидела в столе, лелея в душе робкую надежду, что гостям не придет в голову заглянуть в него, а Витька, при столь бурном развитии событий, и вовсе должен забыть обо мне навеки. Тут Витька заорал медведем, вслед за этим что-то со страшным шумом разбилось и посыпались осколки.
— Свят, свят, — пробормотала я и неловко перекрестилась, потому что мой подбородок упирался в колени. Звон стекла почему-то ассоциировался у меня исключительно с окном, и я решила, что кого-то выбросили с третьего этажа и он лежит сейчас в объятиях асфальта. Разгулявшуюся фантазию мне пришлось попридержать: летя с третьего этажа, жертва, по моим представлениям, непременно должна кричать, а здесь никакого душераздирающего вопля со стороны улицы… И вдруг вопль раздался, как по заказу.
— Ах ты, кобель паршивый, — выпевал звонкий Грунин голос. — Да я тебе глаза выцарапаю, и сучке твоей…
Груня ахнула, и я поняла, что случилось. Вовсе не окно разлетелось в осколки, а люстра. Свет погас, и моя подружка явилась по условленному сигналу, не подозревая, какая опасность ее подстерегает.
Точно ласточка из гнезда, я выпорхнула из шкафчика стола и заорала:
— Беги, Груня… — И тут пять голосов тоже что-то разом заорали, а шестой, звонкий, принадлежащий моей подружке, перекрывая все остальные, предложил:
— А ну, на пол и руки за голову! — Она сделала паузу и рявкнула так, что я с перепугу залегла на пороге кухни:
— Перестреляю всех, падлы!..
Через несколько секунд до меня дошло, что на пороге лежать довольно глупо — раз тут такое творится, надо Груню выручать и себя, конечно, тоже. Я заспешила в направлении коридора. Будь я в нормальной квартире, мне б и двух секунд хватило, но в этом чертовом эротическом гнезде было никак не меньше ста квадратных метров, и, пока я их преодолевала, события продолжали стремительно развиваться. Не успела я сделать и пары шагов, как грохнул выстрел, потом второй, третий, потом пошла такая пальба, что я сползла на пол и закрьша голову руками, успев подумать: «Не фига себе…» И вдруг все стихло.
Я встала на четвереньки и робко продвинулась на метр, потом жалобно позвала:
— Груня…
И услышала Витькин голос.
— Ой, блин, — нараспев сказал он. Парень особо фантазией не блистал, да и словарный запас у него был не то чтобы очень большой.
— Да уж, — со вздохом согласился Ряха, — даже жить не хочется, брат.
— Молчи, — рявкнул тот, — все твой язык…
— Не языком же я троих уложил, — обиженно заметил Ряха, а Груня растерянно произнесла:
— Это что же здесь такое?