Чудо в пушистых перьях
Шрифт:
— Ох, как мне плохо, — простонала я, переворачиваясь на спину, и в тот же миг увидела Варвару. Она стояла возле кровати с литровой банкой в руках, наполненной какой-то мутной жидкостью.
— На, — сказала бабка, протягивая мне банку.
— Это что? — испугалась я.
— Рассол. Покойный Петр Алексеевич всегда им похмелялся…
Покойный Петр Алексеевич был бабкиным мужем и являлся выдающимся алкоголиком. О нем ходили легенды, например, как он однажды на спор выпил ведро самогона или как свалился с пожарной каланчи, причем головой вниз, и ничегошеньки себе не повредил. Смерть его
Однако сейчас физиономия Варвары имела скорее смущенное выражение. В открытых дверях маялся взлохмаченный Юрик. Видя, как я припала к банке, он с тяжким вздохом заметил:
— Разве рассолом-то похмелишься…
— Исчезни, — рявкнула бабка, и он исчез, но очень быстро появился вновь, теперь уже непосредственно в комнате.
— Пустое это дело, рассолом-то, — зашептал Юрик тихо, но убежденно, стараясь держаться от бабки на расстоянии. Она метнула в его сторону гневный взгляд, но, как-то вдруг сникнув, опустилась на мою постель и позвала со слезой:
— Васька…
— У-у, — промычала я, допила рассол и вернула Варваре банку, посидела немного, зажмурившись, и выдохнула:
— Хорошо…
— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, — пробормотала бабка. Вела она себя немного странно, то есть непривычно. Чувствовалась в ней, как и в Юрике, какая-то маета. С чего мается Юрик, было более-менее ясно, а вот с какой радости нашу бабку ломает? Может, она вчера тоже… того? От этой мысли мне сделалось значительно легче, я уже не чувствовала себя бесполезным членом общества, который пал столь низко, что умудрился напиться до бесчувствия. Но все мои сомнения в отношении бабкиной трезвости развеялись как дым, потому что она сказала:
— С ума сойдешь с вами, без вина сопьешься.
— Это в каком смысле? — подала я голос. Юрик вдруг возник с другой стороны постели и деловито сообщил:
— Мужик-то — тю-тю, а мы даже не знаем, наш ли, нет ли, и куда он делся. А ну как он того? Или вовсе…
Тут надо пояснить, что Юрик обычно изъяснялся многословно, но при этом не всегда понятно. Мне и в нормальные-то дни нелегко было общаться с ним, а с перепоя и вовсе не по силам. По этой причине я махнула рукой и произнесла по слогам:
— Не мельтеши.
— Ни-ни, — замотал головой Юрик и тоже пристроился на моей постели, но бабка гневно сверкнула глазами, и он сполз на пол.
— Васька, — кашлянув, начала бабка, глядя на меня с томлением. — Я ведь ночью-то не поняла… Этот дурень заорал блажью: «степь да степь…» — и ладно бы пел, а то в первом куплете все слова переврал. И чего тогда горло драть,
— Я его развеселить хотел, — кашлянул Юрик. — Не пьет, молчит, как такое вытерпеть можно? Вот я и запел. Хотел как лучше…
— Ага, он хотел как лучше, а я в сердцах… может, чего лишнее сказала, так ты того, не сердись…
— Ой, — простонала я, опустив голову на подушку и пытаясь понять, что им от меня надо.
— Плохо тебе? — обрадовался Юрик, приподнимаясь с пола. — Может, пивка? Или водочки? Я махом, одна нога здесь, другая там…
— Не надо водочки, — испугалась я.
— А пиво?
— И пиво не надо.
— Правильно, — кивнула Варвара. — В этом деле рассол лучше всего. Ты полежи, полежи, сейчас полегчает…
— У меня выходной, — пробормотала я. — Можно спать сколько душе угодно.
— Вот-вот, — кивнула Варвара. Выглядела она подозрительно покладистой, и это насторожило меня, так что и спать расхотелось. — Васька, ты не думай, не со зла я, и гнать его не хотела, ни в жизнь бы я не стала его с кухни гнать, если б знала, что жених. Я ведь добра тебе желаю, может, я когда чего лишнее крикну, так ведь дело житейское, но чтоб навредить… Знать бы такое дело… Я б ни в жизнь. И пусть бы сидел хоть целые сутки..
— Как же, пусть, — проворчал Юрик с пола. — Это ты сейчас «пусть», а чуть что, сразу орать и милицией грозиться…
— Слушайте, вы чего ко мне пристали? — не выдержала я.
— Как же, — развел руками Юрик, — жених-то твой, а кухня общая. А Варвара его, не разобравшись, с кухни, да еще за шиворот. Я утром-то выглянул, его в подъезде нет. А куда ему деться, если он ни рукой, ни ногой? А бабка вообще утверждает, что мертвый…
— Типун тебе на язык, — испугалась Варвара. — Какой мертвый? Живой он был, живой, и одет прилично, а когда я его на лестницу-то выдвинула, он даже крякнул, своими ушами слышала. Живой, — с сомнением протянула Варвара, глядя куда-то выше моего плеча.
— Конечно, живой, — удивилась я. — Просто так люди не умирают, а этот совсем молодой…
— Вот-вот, — кивнул Юрик. — Я и говорю Варваре Васильевне, что мужик был вполне самостоятельный. Ну не пил, ну молчал, однако живого от мертвого я отличу, и если он впоследствии стал мертвым, то уж тут… Не иначе как Варвара Васильевна его неловко темечком или еще каким местом зашибла…
— Я тебя сейчас неловко зашибу, — рявкнула бабка. Но тут же сникла и со слезой в глазах попросила меня:
— Васька, мужик-то твой жив ли? Позвони, хоть знать буду.
— Какой мужик? — в очередной раз потеряв интерес к разговору, спросила я.
— Ну этот, вчерашний…
— Куда ж я звонить буду, если я этого мужика знать не знаю?
— Как не знаешь? Ты сказала, что его зовут Коля.
— Я сказала? — Тут что-то ненадолго мелькнуло в моем сознании, и я согласно кивнула:
— Ну, Коля… только я его не знаю. А как он на кухне оказался? — Вопрос поверг обоих моих соседей в недоумение. Они переглянулись и уставились на меня, а я, естественно, на них.