Чудо. Встреча в поезде
Шрифт:
Али удовлетворенно кивнул:
— Это именно то, что я и имею в виду. У меня и так хватает забот без этих истеричных еврейских принцесс, которые только и бегают следом и устраивают дурацкие сцены. — Он повернулся на каблуках и пошел себе.
— Подлец, — прошептала я и залилась слезами. Я села на ступеньки, всхлипывая от унижения и ярости. Прощайте, все мои мечты и надежды, думала я, прощай, работа в Моссаде. Зви Авриль теперь перестанет со мной здороваться, и уж забудем о рекомендательном письме.
Я бы могла плакать долго, но люди бросали на меня удивленные взгляды, а мне в
Теперь я могла рассмотреть проблему Али и расчетливо, и спокойно. Я знала, что должна его одолеть. Я решила, что там, на ступеньках, я выбрала неправильную тактику, неверный подход. Тот мой подход был слишком уж понятный, слишком уж обычный. Давай дружить, преодолевать различия, ля, ля, ля — тополя. Какая чушь! Али верит во все это еще меньше меня, так что я вызвала у него только раздражение.
Вторая моя ошибка, размышляла я, в том, что я разговаривала с ним именно на ступеньках библиотеки. Мне же нужна была такая обстановка, где можно было бы скинуть хотя бы часть одежды и хорошо, если бы поблизости была кровать. Другими словами — мне нужна была его комната. Когда я первый раз пошла его соблазнять, у меня был правильный расчет. Не вижу, почему бы это снова не сработало. Я тщательно продумала свою линию поведения с ним и что я должна буду ему сказать.
Перед уходом я еще раз подошла к своей любимой голубке, которую я назвала Таней. «Я не могу справиться с тем, что люблю тебя!» — прошептала я трагически и подмигнула Тане. Таня мне не ответила. Жаль, что теперь мне нельзя открываться по поводу Али ни Эми, ни Маргарет и для откровений остаются одни только птицы. «Вот увидишь, я обведу его вокруг пальца, — пообещала я Тане. — Испорченный арабский плейбой не устоит перед истеричной еврейской принцессой».
В тот же вечер я осторожно постучалась в дверь Али. Ответа не последовало. Я нажала на ручку. Дверь была заперта. Я приложила к ней ухо и прислушалась. Ни звука. Я было решила раскинуть шатры под дверью, но не хотелось давать соседям Али новый повод для сплетен.
Я спустилась по лестнице в вестибюль Ливингстон Холла и оглянулась, где бы можно было переждать до появления Али. В вестибюле была стеклянная выгородка с целой кучей компьютеров и принтеров для общего пользования. Я села за один из компьютеров, вполоборота к входу,
Он объявился через полчаса и, не заметив меня, прошел мимо компьютерной комнаты. Я дала ему еще пятнадцать минут, а затем поднялась вслед по лестнице. Несмотря на все мои приготовления, меня трясло от страха. Ноги у меня были ватные, а сердце колотилось в горле. Я сделала глубокий вдох и постучала в дверь. Раздались его шаги, и дверь открылась.
— Да что ж ты так ко мне пристала? — сказал он, сузив глаза. Я не ответила. Он не отходил от двери. — И почему это я чувствовал, что так ты и поступишь?
— Нам что, обязательно разговаривать в коридоре? — робко спросила я. Али заколебался. Я подумала, что он сейчас возьмет и захлопнет перед моим носом дверь, но в этот момент мимо по коридору прошли два студента, говоря о бейсболе. Али не хотел публичных сцен. Он посторонился. Я вошла в комнату, и он закрыл за мной дверь. Он пошел к своему стулу за письменным столом и сел, задрав ноги, как в прошлый раз. Мне он сесть не предложил. Он холодно посмотрел на меня и сказал:
— Если ты думаешь, что стоит снять платье и все будет забыто, то ошибаешься.
Жаль, подумала я. Скорее на это я и рассчитывала.
— Тогда скажи мне, что надо сделать, чтобы все было забыто. Я действительно сожалею о том, как себя вела. Обещаю, что это никогда не повторится. Я больше не буду с тобой спорить. Я сделаю все, что ты только захочешь.
И я подняла наконец на него глаза, большие невинные глаза, полные желания и страсти. Пока все шло хорошо. Он меня пока не вышвырнул. Его губы презрительно изогнулись, но, во всяком случае, кажется, ему не скучно. Похоже, он даже получал удовольствие.
— Знаешь, — заговорил он, растягивая слова, — из всего, чему я тебя учил, я упустил самое главное. — И замолчал.
— И что это, Али? — краснея, спросила я.
— Умение проигрывать.
Я выпрямилась, уязвленная.
— Это самая важная штука, которую нам старались привить учителя в частной школе в Англии. Как терпеть поражение, не теряя при этом достоинства, примерно так.
О, да, конечно, я совсем запамятовала, что имею дело с британским джентльменом. А не учили ли они вас насиловать беззащитных женщин, хотела спросить я его. Уж кому-кому, но только не Али читать лекции насчет того, как надо проигрывать.
Спокойно, никакой реакции, сказала я себе твердо. Не давай ему поймать тебя на удочку. Держись своей роли, и больше от тебя ничего не требуется.
— Али, для меня было непросто прийти, — сказала я, опуская глаза. — Но у меня не было выбора… Я не могу справиться с тем, что люблю тебя. — Это, последнее, вышло просто отлично — прерывистым шепотом, искренне, трагично и не слишком заученно. Я подумала, что если меня не возьмет Моссад, то можно попытать счастья на бродвейской сцене.
Али коротко хохотнул, но в смешке его было больше испуга, чем веселья.