Чудовица и Красавище
Шрифт:
Не слушая робкие возражения Белки, женщина сняла с себя пуховую шаль и накинула её девушке прямо поверх бейсболки. Убедившись, что Белла перестала дрожать, Захаровна заулыбалась и принялась вещать дальше:
– На чём я закончила-то? Ах, да, про Розу говорила, про невесту Адама. Уж больно она скромной была. В магазин к нам часто ходила. Там местные кумушки её разговорить пытались, но она так тихо отвечала, что толком ничего и не понять. Известно только, что сирота она была, приезжая, жила у какой-то дальней родни и к принцу в дом пришла по объявлению – хотела прислугой на работу устроиться. Вот, представляешь, как бывает в жизни? Не хуже чем в сказке.
– А почему вы хозяина дома всё время принцем зовёте? – заинтересовалась Белка. Под пуховым платком ей стало теплее, даже ноги почему-то уже не так мёрзли.
– Это старуха
– Ну вот, видите, это скорее несчастный случай, – заметила Белка, – а вы говорили, что графиня её убила.
– Ох, наивная ты, – покачала головой Антонина. – Кто девчонку-то доводил до истерики? Кто хотел от неё избавиться? У старухи, между прочим, машина тоже есть и водитель – вылитый головорез. Такому человека задавить – ничего не стоит. Как ни крути, выходит, что графиня причастна к смерти Розы.
Взгляд из прошлого и спаситель хренов.
Белла попрощалась с Антониной Захаровной и поспешила к большой дороге, отделяющей бедную часть Залесья от элитных построек. Шоссе было широкое, ровное, словно вычерченное по линейке, и уходило обоими концами куда-то в бесконечность. Тут, на открытом пространстве, ветер дул сильный и пронизывающий. Иногда он затихал, играя и выжидая, но потом набрасывался с новой силой и швырялся снежной крупой прямо в лицо. Мутные тёмные облака заслоняли всё небо и опускались всё ниже, словно им оказалось тяжело сдерживать в себе накопившийся снег. Казалось, что ещё чуть-чуть и это грязное покрывало над головой прорвётся.
Ближайший особняк на той стороне дороги выглядел как праздничный торт: розовое трёхэтажное великолепие с колоннами и балкончиками. Фасад был щедро украшен кремоподобной лепниной. При этом, ограждение вокруг этого «пряничного домика», представлявшее собой секции выкрашенных в черное решеток, сильно контрастировало с его праздничным видом. Прямо на воротах красовалась табличка с надписью: «Лесная. Дом двадцать». Белка с тоской посмотрела на уходящую в горизонт вереницу построек. Элитные участки тут были не меньше пятидесяти метров в длину, значит до нужного дома ещё топать и топать.
К розовому дому-безе через дорогу вёл пешеходный переход. Белла уже ступила на него, когда вдруг услышала приглушённую трель телефона, доносящуюся из кармана. Звонила мама.
– Почему ты так долго не берёшь трубку? – голос поэтессы едва не срывался на плач.
– Мама, я на улице. Пока перчатки сняла, пока телефон из кармана достала, ещё и шаль мешается…
– Купи мне тоже шарф, – тут же сменила своё настроение родительница. – Я мёрзну от холода людских сердец. Представляешь, этот подлец Шартугин, редактор бульварной газетёнки, заявил, что моя серия «Всполохи нутряные» не подходит для какого-то его обзора! Он сказал, что надо новое и свежее! Это мозг в его голове несвежий, а мои творения – на все времена! Нужна экспрессия! Хорошо, я не спорю. Вот нашла стихотворение, которое написала, когда была беременна тобой. Меня тогда всё время тошнило, я ела солёную скумбрию, запивая её сладким чаем, и ненавидела весь мир, а больше всего – плод, причиняющий мне страдания. И экспрессия в тот период выплёскивалась в такие строчки:
Чёрные пальцы тянет ко мне,
Руки его нерабочие.
Я родила на холодной земле
Возле шоссе на обочине.
Тело моё будет ветер ласкать,
Пылью веков припорошена.
Взгляд на дороге увижу опять,
Он унесёт меня в прошлое…
– Мама, выброси этот стих. Он неприятный, – не выдержала Белка.
– Значит, точно отправлю его Шартугину, пусть подавится, – обрадовалась поэтесса.
– Красавица, дай сколько не жалко, – послышался сбоку скрипучий голос.
Белла повернулась, одновременно отключая и убирая телефон в карман. В нескольких шагах от неё стоял, качаясь, какой-то забулдыга. Спутанная борода прикрывала его морщинистое и тёмное, словно кора дуба, лицо, но маленькие глазки смотрели из-под опухших век зорко и нагло. На голове это создание носило тонкую вязаную шапку, похожую на грязный носок, а тело было прикрыто засаленной порванной курткой цвета асфальта.
– Сиротам помогать надо. Тебе за это воздастся. Дай пятьсот рублей, – алкаш протянул к девушке грязную ладонь с совершенно чёрными пальцами.
Белка отступила на несколько шагов назад, оказавшись на шоссе. Зловоние от селянина исходило невозможное.
– Слабо верится, что вы о сиротах заботитесь, – пробормотала она недовольно.
– Так это я – сирота! И Лёха Стопарик – сирота. А ты – дура, и тебя сейчас машиной задавит, как ту девку фургоном с цветами…
Белка запоздало услышала шорох шин по асфальту приближающегося автомобиля. Она метнулась на обочину, едва не сбив бомжа с ног. К стыду девушки, её прыжки оказались напрасными. Чёрный лакированный джип, приближаясь к пешеходному переходу, замедлил скорость до минимума, а потом совсем остановился. Белла почувствовала раздражение. Вот ведь, козёл, видел же, что стою на шоссе спиной к нему, мог бы и посигналить, а не подъезжать так тихо. Наверняка, это жилец с Лесной улицы. Белка не разбиралась в марках машин, но даже она поняла, что джип очень дорогой и пафосный.
А потом девушка увидела водителя через лобовое стекло, и у неё перехватило дыхание. За рулём сидел молодой парень, и хоть серое небо, отражаясь в стекле, мешало разглядеть его полностью, глаза Белла увидела отчётливо и ясно. Эти глаза она знала хорошо, и могла бы распознать среди миллиона других. Голубые, широко открытые, обрамлённые длинными чёрными ресницами. И смотрели они на неё так же, как прежде: с восторгом, обожанием и удивлением. Сколько раз она раньше пыталась понять по этому взгляду мысли Костика, сколько раз уговаривала его сказать какие чувства он к ней испытывает.
Как же давно это было! Белла считала, что похоронила в памяти воспоминания о влюблённом мальчишке. Когда он исчез после выпускного, её жизнь превратилась в кошмарный сон. Влад изуродовал её душу, заставил бояться собственной тени, но даже тогда в её снах появлялся восторженный взгляд Костика. Это не было любовью – просто тяга к чему-то чистому и доброму. Этот взгляд был единственным светлым моментом, который она испытала в жизни.
Резкий автомобильный гудок заставил Белку вздрогнуть от неожиданности. Джип тронулся с места. Девушка успела заметить, как взгляд водителя в мгновенье стал холодным и недовольным. Брови мужчины сердито нахмурились. В следующую секунду машина рванулась вперёд и, оставляя за собой взметнувшееся облако из снежной пыли, стала стремительно удаляться. «Наверное, это был не он, – растерянно подумала Белла. – У Костика брови не такие широкие. Неужели показалось?»