Чудовищ не бывает
Шрифт:
— Физика, Академия Або. Стало быть, ты туда хочешь осенью поступать?
— Да.
— Вообще-то интересно. Ведь ты, наверное, могла бы взяться за любой из предметов. Выбрать что угодно. Почему именно физика?
— Почему бы и нет?
— Ответ неверный, — усмехнулся классный руководитель.
— Потому что физика самый сложный предмет.
— Нет, Алиса, и этот ответ тоже неверный. — Он пристально смотрел на нее. — Ты ведь выбрала этот предмет наобум, словно жребий вытянула, да?
— Бросьте, — возразила она, — зачем мне это?
— С тем, что ты выберешь сейчас,
Алиса пожала плечами:
Не лучше и не хуже всего остального.
— Я всегда считал тебя человеком творческим. Ты наверняка знаешь, что определенные таланты идут рука об руку. Природная склонность к математике зачастую означает способности к музыке. Но ты вместо этого выбрала рисование, предмет, в котором преуспела менее всего. Зачем ты это сделала?
Алиса снова пожала плечами.
— Я как-то слышал, как ты играешь, — продолжал классный руководитель. — Вы тогда закончили пьесу, реквизит убрали, и все разошлись. Ты играла на пианино. Я никогда больше не видел тебя такой счастливой. И я никогда не слышал, чтобы играли с таким чувством.
— Вы, наверное, перепутали, — бесстрастно сказала Алиса, — это была не я.
Учитель посмотрел на нее:
— Ты, конечно, не дипломат, но раньше до кулаков дело не доходило. Поэтому не удивляться я не могу. Зачем ты так поступила? Знала же, чем рискуешь. Ведь если тебя отчислят, не допустят к экзаменам, то все будущее, которое ты так старательно планировала, в один миг исчезнет. Ты же этого не хочешь?
Она покачала головой.
— Или все наоборот? Или ты уверена в себе на сто процентов и думаешь: «Я точно знаю, чего хочу. Знаю это с того самого дня, как пришла сюда учиться. Я с пол пинка сдам все экзамены и получу высшие баллы. Вот чего я хочу. И это самое важное». С полпинка, — повторил он, его губы дрогнули — едва заметно, однако от внимания Алисы это не укрылось.
— Я не знаю, зачем так поступила, — сказала она уже мягче. — Не знаю, что на меня нашло. Прежде я никому не причиняла зла.
— Тебе просто нужно подумать о себе. Ты выглядишь уставшей. Не слишком много занимаешься?
— А разве можно заниматься слишком много?
Классный руководитель вздохнул. В дверь стучали — долго, упорно. Он поднялся и нажал на зеленую кнопку на селекторе. Дверь за спиной у Алисы открылась.
— Ну ладно, — сказала девушка, — надеюсь, от других будет больше толку.
— Я разговаривал с Хенриком и его родителями, — проговорил учитель. — Они, разумеется, в ужасе, но заявление писать не собираются. Тщательно все обдумав, я решил так: сделаем вид, будто ничего не было.
Будто ничего не было.
Но в этом с ним никто не соглашался.
Когда Алиса вышла из кабинета, все смотрели на нее так, словно перед ними чудовище.
И вот она пришла домой. И осталась там. И это было лишь начало. Алиса знала, что должна взяться за учебники, что есть собственное мнение и это единственное, что имеет значение, но все следующие недели она стояла у окна в своей комнате и наблюдала за тем, что происходит на улице. Трещина в пальце заросла, на смену февралю пришел март, а потом —
После нервного срыва прошло еще несколько дней. Рано утром, вернувшись домой после неотложки, Алиса снова встала у окна. От снотворного было такое чувство, будто внутрь насыпали песка. Заниматься все еще не получалось. Сосредоточиться она не могла. Соня вошла в комнату и встала рядом с дочерью. По тротуару снаружи двигались люди. Иногда среди них попадались знакомые. Порой там был кто-нибудь из школы, кто раньше просил ее помочь, кто звонил и звал гулять. Теперь звонить перестали.
— Наверное, я выпускные экзамены не сдам, — сказала Алиса.
Соня неуверенно положила руку ей на плечо:
— Слишком много всего на тебя свалилось, раз уж ты даже набросилась с кулаками на того мальчика. Я до сих пор не понимаю, почему ты с ним так, но, по крайней мере, обошлось без последствий. Тебе это не навредит. — Соня помолчала. — Осенью ты уедешь. Начнешь жить собственной жизнью, и для нас обеих так будет лучше. Тебе нужен полный покой, чтобы со всем справиться. Время еще есть. Все наладится, Алиса. Я знаю, куда мы можем поехать.
Алиса шагала по тропинке вниз к морю. Как только она вышла, ей показалось, что тело стало легче, словно из него песок высыпался. Исчезла вялость, из-за которой Алиса забывала, где находится.
Белый паковый лед в заливе ослепительно сверкал. В ручье текла прозрачная ледяная вода, на дне лежали камни, большие круглые камни, похожие на яйцо. Они аккуратно лежали рядком, плотно прижавшись друг к другу. Алиса перешла через ручей и заскользила по тропинке вниз, к скалам. После ночи на земле еще оставался иней.
В небе над смотровой вышкой пролетел орел. Внизу чернела вытащенная на берег лодка. Ее тень темным пятном расплывалась по песку.
После смерти отца все изменилось. Из дома у моря они уехали. Сменили фамилию. Теперь они носили девичью фамилию Сони. Поначалу произносить ее было непривычно, казалось, будто рот набит камушками, но потом она приросла к ним так же, как и город с его улицами, автомобилями и людьми. С детьми во дворе, игровой площадкой с качелями, пляжами, на которых ты никогда не останешься в одиночестве.
Они были вдвоем. Едины и неразлучны. Окруженные вечно спешащими людьми. Одноклассниками, коллегами. Время от времени возникавшими мужчинами, с которыми встречалась Соня.
Алиса не хотела, чтобы они появлялись. Из-за них квартира делалась чужой. Она помнила, как стояла и смотрела на них, когда они сидели в гостиной или за кухонным столом. Она научилась пристально, по-особому разглядывать этих мужчин, пока они не начинали крутиться и искать глазами Соню. Их блуждающие взгляды. Подергивание губ. Они-то думали, что улыбаются. Алиса не отрываясь смотрела на их белые зубы, а мужчины спрашивали, сколько ей лет и есть ли у нее хобби. Алиса представляла, как их реплики скатываются на пол и исчезают под ковром вместе с хлебными крошками, которые дождем осыпались с края стола, и с сухой землей, которая падала с ее резиновых сапог, когда она прибегала со двора и пила воду, а потом снова выскакивала на улицу.