Чудовища не ошибаются
Шрифт:
— Не буду! — заявила я и даже грудь выпятила от возмущения.
— Уволю, — сказал Влад, по-прежнему продолжая улыбаться, но я отчего-то не испугалась.
— А вот и врёте! — заявила я боссу. — Не уволите вы меня!
Он засмеялся, встал с кровати, забрал у меня стакан, наклонился за водкой и под моё возмущённое сопение налил себе сам этого дьявольского напитка.
Выдохнул и выпил. Целый стакан. Сразу.
Силён…
— Всё, Лесь, иди, — сказал Разумовский, поставив опустевший стакан на тумбочку с телевизором. — Я
Честно говоря, мне страшно не хотелось уходить. Так бывало всегда, когда маме или папе было плохо.
Но Влад всё же не мама. И не папа. Он мой босс.
Поэтому я послушно выскользнула в коридор и пошла в свою комнату.
На обед я, конечно, сходила — есть хотелось. Позвонила маме, убедилась, что у них с папой всё нормально, и после этого аппетит даже удвоился.
Потом я немного погуляла по территории. Пыталась вспомнить, когда в последний раз просто так гуляла — и не смогла.
Люди здесь в основном ходили парами, но я и одна чувствовала себя неплохо. Даже более того — на пару мгновений я вдруг ощутила себя счастливой… Даже плакать захотелось.
— Прошу прощения… — раздался чей-то голос позади, и я обернулась.
Мужчина. Загорелый, в отличие от меня, бледной поганки. Возраст определить не получалось, но точно за пятьдесят. Лысоватый, волосы с проседью.
А зубы, зубы-то какие. Белее снега. Он их с «фейри» чистит?
— Я могу составить вам компанию во время прогулки? — мужчина улыбнулся ещё шире, и я даже испугалась: не вывихнет ли себе челюсть? — Не сочтите за неприличное предложение, я просто здесь один, и мне временами хочется с кем-нибудь поговорить…
У всех свои проблемы, конечно. Мне ни с кем говорить совсем не хотелось, но зачем же обижать человека?
— Составьте, — я пожала плечами. — Вот только вряд ли из меня получится хороший собеседник.
— Думаю, вы ошибаетесь, — дипломатично ответил мужчина, и мы зашагали рядом по дорожке. — Как вас зовут?
— Олеся. А вас?
— Пётр Алексеевич. Вообще мои внуки зовут меня дедушкой Петей, но вы можете называть просто Петром или Петром Алексеевичем — как больше нравится.
Пётр Алексеевич, значит… Где-то я уже слышала это имя.
— А ваша фамилия, случайно, не Чудинов?
— Чудинов, — он удивлённо кивнул. — А вы откуда знаете?
Надо же, какое совпадение. Если это, конечно, действительно совпадение, и он не подошёл ко мне специально. Впрочем — для чего?
— А я приехала вместе с Владом Разумовским. Я его секретарь.
Наверное, это действительно было совпадением, ну либо Пётр Алексеевич гениальный актёр. Он удивился, но не смутился и не поспешил ретироваться, только спросил, где собственно мой босс.
— Он плохо себя чувствует, — ответила я. — Но я надеюсь, что к вашей встрече он всё же поправится…
— А если не поправится, её проведёте
— Это нормально… Но вы меня переоцениваете. Я совершенно не в курсе дела. Я просто секретарь, не помощник.
— Знаете, Олеся, — Чудинов посмотрел на меня как-то странно, словно просканировать хотел, — Влад никогда не брал просто секретарей в командировки. Даже в такие, как эта. Вы — первая. А я знаю его уже десять лет.
Я могла бы ответить, что боссу просто скучно и он так развлекается. Выбрал себе объект для троллинга — и с удовольствием троллит. Но, конечно, говорить подобное было нельзя, и я просто пожала плечами.
— Чужая душа — потемки, Пётр Алексеевич.
В целом этот Чудинов оказался не такой уж и чудной. Если бы я не знала про Италию, то вполне бы могла предположить, что он обычный мужик, который просто слишком любит отбеливать зубы.
Рассказывал мне про традиции итальянцев, про то, как правильно готовить пиццу и пасту. И смеялся, когда я по привычке называла последнюю макаронами.
— Для меня паста — это что-то вроде кашицы, — объясняла я Чудинову. — Ну как томатная. А макароны — это макароны.
— А вы знаете, что вся итальянская паста, — произнёс Пётр Алексеевич с нажимом на последнем слове, — по-разному называется? Есть, например, папарделле — это такая широкая плоская паста. Или фарфалле — это что-то вроде бантиков…
— А какая разница? Всё равно ведь тесто одно и то же, на вкус должно быть одинаково…
— А вот и нет! — сердился Чудинов. — Разная она на вкус. И с разными продуктами готовится.
И стал мне рассказывать, какой вид макаронных изделий с чем готовится. Я ничего не запомнила. Но зато я теперь знаю, что лазанья — это тоже паста. А я всегда думала, что это такой слоёный пирог с фаршем…
После того, как Пётр Алексеевич закончил просвещать меня насчёт блюд итальянской кухни, настал черёд его семьи. Кажется, он всю свою родословную мне рассказал до седьмого колена…
Теперь я поняла, зачем Чудинову понадобился собеседник. Кажется, он из породы людей, которые просто не умеют молчать. Нет у них органа, отвечающего за подобное. Они всё время должны говорить…
Так что Петру Алексеевичу со мной повезло. Я могла слушать кого угодно просто бесконечно.
Но бесконечно, конечно, слушать было нельзя. И я, извинившись, поспешила к Разумовскому.
Надеюсь, он там не окочурился от стакана выпитой водки…
Не окочурился. И вообще выглядел гораздо лучше.
Встретил меня в халате, с мокрыми волосами. Красивый до умопомрачения. Вот у меня ум и помрачился…
Иначе как объяснить то, что я буркнула:
— У мужчин водка — универсальное лекарство, что ли? И от рвоты, и от поноса, и от дисбактериоза?