Чудовища не ошибаются
Шрифт:
— Кроме того, — босс вытер руки салфеткой, выбросил её в урну, — я люблю поезда. Гораздо сильнее, чем самолёты.
— Боитесь летать? — подколола его я, и сама смутилась: вдруг обидится? Но Разумовский только усмехнулся и, взяв меня под руку, повёл к кассам.
— Ты давно летала, Лесь?
Давно-давно. В прошлой жизни. В этой я только во сне летала…
Куда мне было летать и на какие шиши?
— Там серьёзный досмотр каждый раз, даже обувь снимают. И приезжать надо за три часа до вылета, а если
Понятно. Но сейчас-то перед нами не стоял выбор — поезд или самолёт. Как по мне, такси всё же лучше пригородной электрички.
Но пусть. Боссы — они вообще все без исключения странные.
А мой самый странный из всех…
Уже в электричке я спросила Разумовского, к кому мы едем, точнее, с кем он собирается встречаться. И зачем ему там я.
И с интересом выслушала рассказ. Я говорила, что мой босс самый странный из всех? Нет, кажется, бывают боссы ещё чуднее.
— Его зовут Пётр Алексеевич Чудинов, — вот уж точно: фамилия под стать! — Одиннадцать месяцев в году он живёт и работает в Италии, и только на один месяц приезжает сюда, в этот дом отдыха. Типа отпуск.
Прекрасно. Работать в Италии, а отдыхать в Подмосковье.
Всё смешалось — кони, люди…
— Мне с ним надо договориться и подписать контракт. Причём лучше сразу, у Петра Алексеевича есть плохая привычка менять свои решения. Образец я взял, как встречусь с ним и поговорю, сообщу тебе условия, внесёшь изменения, распечатаешь и подпишем.
И всё? Мог бы и сам внести изменения и распечатать. Хотя ладно, чего я? Не по статусу генеральному директору в ворде ковыряться.
— Там очень красиво, Лесь, — вдруг сказал Разумовский. — Тебе понравится.
Не сомневаюсь. Разве может не понравиться в доме отдыха человеку, который за четыре года уже успел забыть значение этого прекрасного слова?
— И территория замечательная. Погуляем вечером?
Я застыла. Он меня спрашивает? Может, троллит? Да вроде нет.
— Конечно, если хотите, погуляем…
В этот момент напротив нас сел крупный усатый мужчина, и Разумовский замолчал. Сделал морду кирпичом, достал из дипломата планшет и уткнулся в очередные рабочие документы.
«Трудоголик», — подумала я, умильно улыбнувшись и отворачиваясь к окну.
Через час пошёл снег. Ноябрь всё-таки, дело к зиме и Новому году. Давно пора…
Люблю снег. Кому как, а зима — моё любимое время года. Вставать по утрам, правда, сложнее, но эта белая хрустящая прелесть всё компенсирует.
Главное, чтобы эта самая зима была холодной, а не тёплой.
Из-за снегопада пейзаж за окнами электрички был мутновато-светловатым. И никак не рассмотреть, где именно мы едем — вроде бы лес, пригорки, маленькие дома… нет, не видно.
— Лесь, —
Я обернулась и почти сразу испугалась: генеральный показался мне каким-то бледным. Словно его тоже слегка засыпало снежком и приморозило.
— Что-то случилось? — спросила я с беспокойством, и он поморщился.
— Зря я ел ту шаурму…
А-а-а, понятно. Бедный босс. Шаурма с вокзала, если она протухшая — тяжёлая артиллерия для желудочно-кишечного тракта.
— Совсем плохо? — прошептала я.
— Ещё не совсем, но скоро будет совсем. Не знаешь, есть тут где-нибудь туалет?
Туалет в электричке… Бедный, бедный мой босс!
— Пойдёмте, — я начала вставать, но Разумовский схватил меня за руку.
— А тебе зачем идти? Я сам справлюсь, ты только скажи, где туалет…
Я едва заметно улыбнулась. Стесняется, наверное.
— Нет-нет, я с вами, мало ли. Пойдёмте.
Кажется, желание добраться до волшебного артефакта под названием унитаз было у Разумовского сильнее стеснения, поэтому он всё же вскочил с кресла и почти побежал за мной.
Волшебный артефакт оказался свободен, но пахло оттуда… Босс даже не побледнел — позеленел.
— А я говорила, — вздохнула я. — На такси надо было ехать. Кустики как-то приятнее…
Разумовский скривился, отдал мне дипломат. С опаской взглянул ещё раз в благоухающую неведомую глубину туалета электрички. И уже собирался войти внутрь, как я воскликнула:
— Погодите!
Сняла с себя шарф, шагнула в туалет, намочила водой тонкую хлопковую ткань. Вернулась и обмотала нижнюю часть лица босса. Так, чтобы снаружи оставались только глаза.
Зелень с его физиономии чуть спала.
— Спасибо, — сказал он искренне. — Я теперь почти не чувствую запаха.
— Хорошо, — я кивнула. — Идите. Если что понадобится — стучите, я буду здесь.
И Разумовский скрылся в недрах туалета.
Вышел он минут через пятнадцать-двадцать, когда я уже начинала лихорадочно раздумывать, какую часть своей одежды оторвать и засунуть в нос, чтобы не чувствовать прелестного амбре последнего вагона пригородной электрички.
Босс вывалился из туалета ещё более бледный, чем раньше, и даже на лбу появилась испарина.
Да уж, Леся. Теперь-то ты точно знаешь, что твой начальник человек, а не робот. Робот не отравился бы шаурмой.
— Как вы, Влад?
Мне теперь даже было чуть легче называть Разумовского по имени. Зная, что это всё же имя, а не программный код.
— Отвратительно, — ответил он, морщась и сдвигая с лица мой платок. — Никогда не думал, что настолько плохо может быть от какой-то шаурмы.
Это он зря, конечно. Впрочем, как говорит моя мама: «Мужчина, что с него взять». Я в детстве отравилась арбузом, ощущения были незабываемые. Покруче оргазма.