Чудовище должно умереть

Блейк Николас

– Вы звонили, сэр?- сухо осведомилась она.

– Да. Скажите мне, Анни...

– Меррит.- Ее тонкие, строго поджатые губы выражали недовольство полицейским, который осмелился обратиться к горничной по имени.

– Меррит? Тогда скажите мне, мисс Меррит, откуда здесь этот след?

Не поднимая взгляда, ибо она держала глаза опущенными, как монахиня, женщина сказала:

– Тоник... последний тоник хозяина.

– А, да... Угу... И куда делась бутылка?

– Не могу сказать, сэр.

При дальнейших расспросах удалось выудить заявление, что последний раз Меррит

видела бутылку в субботу после ленча; она не заметила, стояла ли она там, когда убирала после обеда.

– Он принимал его стаканами или ложкой?

– Столовой ложкой, сэр.

– А после обеда в субботу вы мыли эту специальную ложку вместе с остальными?

Меррит возмущенно вскинула голову.

– Я не мою,- холодно подчеркнула она,- я их убираю.

– Убирали ли вы ложку, из которой ваш хозяин принимал свой тоник?терпеливо спросил Блаунт.

– Французский коньяк, неразбавленный,- усмехнулся Найджел.

– Да, сэр.

– И она была вымыта?

– Да, сэр.

– Жаль. А теперь посмотрим... э... не попросите ли вы свою хозяйку прийти сюда?

– Старая миссис Рэттери нездорова, сэр.

– Я имел в виду... А, ну может, это будет лучше... да, спросите мисс Лаусон, не согласится ли она уделить мне несколько минут.

– Легко понять, кто в этом доме хозяйка,- заметил Найджел, когда горничная вышла.

– Очень интересно. Это лекарство напоминает мне по вкусу одно тонизирующее средство, которое я однажды принимал, оно содержало рвотный орех.

– Рвотный орех?- Найджел присвистнул.- Так вот почему он не заметил горького вкуса. И он оставался здесь один целую минуту, когда остальные уже вышли. Кажется, вы куда-то продвинулись.

Блаунт искоса посмотрел на него.

– Все еще придерживаетесь идеи самоубийства, мистер Стрэнджвейс?

– Это не выглядит слишком надежной версией, если в этой бутылке действительно находился яд. Но как странно, что убийца избавился от бутылки! Он испортил возможность представить эту смерть как самоубийство.

– Иногда убийцы совершают очень странные вещи, вы не будете это отрицать.

– Однако кажется, это освобождает от подозрений нашего Феликса Кернса. То есть если...

Найджел прервался, услышав шаги за дверью. Вошедшая девушка казалась такой же неуместной в этой мрачной комнате, как солнечный луч на стене тюремной камеры. Ее пепельно-светлые волосы, белый льняной костюм и живые краски на лице словно отрицали все, что подразумевало это помещение - и в жизни, и в смерти. Даже если бы Феликс не сказал этого, Найджел все равно угадал бы в ней актрису по едва заметной паузе, которую она выдержала, остановившись в дверях, по заученной естественности, с которой она опустилась на стул, указанный ей инспектором Блаунтом. Блаунт представил Найджела и себя и выразил соболезнования мисс Лаусон и ее сестре. Лена приняла их с небрежным наклоном головы; очевидно, она так же, как и инспектор, горела желанием перейти к выяснению обстоятельств смерти. И при этом напряженно ждала результатов, подумал Найджел, заметив, как она нервно крутит пуговицу на жакете, а также нескрываемую искренность и прямоту ее взгляда.

Блаунт задавал свои вопросы мягко и спокойно,

переходя от одного аспекта дела к другому, как доктор, пальпирующий тело пациента в ожидании судороги, которая покажет ему место, где коренится болезнь. Да, мисс Лаусон находилась в комнате, когда ее зятя посетил первый приступ боли. Нет, к счастью, Фила там не было: должно быть, он сразу после обеда поднялся наверх. Что делала лично она после того, как они покинули столовую? Ну, она была вместе с остальными, пока у Джорджа не начались эти ужасные боли: тогда его мать послала ее принести немного горчицы и воду - да, она точно помнит, что именно его мать предложила это,- а потом она стояла у телефона, пытаясь дозвониться до доктора. Нет, в промежутках между спазмами Джордж не сказал ничего такого, чтобы предположить, что случилось,- он лежал совершенно спокойно, и раза два казалось, что он заснул.

– А во время приступов?

Ресницы Лены опустились вниз, но недостаточно быстро, чтобы скрыть промелькнувший в глазах страх.

– О, он ужасно стонал и жаловался на мучительную боль. Это было ужасно. Он лежал на полу, свернувшись калачиком... однажды на машине я переехала кошку, и она... о, пожалуйста, не надо, я не вынесу этого!

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Блаунт по-отечески потрепал ее по плечу, но, как только она справилась с собой, с мягкой настойчивостью повел допрос дальше:

– И во время этих приступов он не говорил... не упоминал чьего-либо имени, например?

– Я... по большей части я в это время отсутствовала.

– Послушайте, мисс Лаусон. Вы должны понять, что не имеет смысла скрывать то, что, помимо вас, наверняка слышали еще два человека. То, что говорит человек, испытывающий отчаянные страдания, не может привести к обвинению кого-то другого без достаточных на то оснований.

– Ну, тогда,- сердито набросилась на него девушка,- он сказал что-то о Феликсе... о мистере Лейне. Он сказал: "Лейн. Пытался сделать это раньше..." Что-то вроде этого. И он ужасно проклинал его. Это ничего не значит. Он ненавидел Феликса. Он был взбешен... голову потерял от боли. Вы не можете...

– Не расстраивайтесь, мисс Лаусон. Надеюсь, мистер Стрэнджвейс сможет успокоить вас на этот счет.- Инспектор Блаунт погладил свой подбородок и доверительно сказал: - А может, вы, случайно, знаете, не имел ли мистер Рэттери повода покончить с собой? Денежные проблемы? Болезнь? Мне сказали, он принимал успокаивающие средства.

Лена уставилась на него, напряженно выпрямившись, ее глаза напоминали бессмысленный блеск трагической маски. Она словно потеряла дар речи, но затем быстро заговорила:

– Самоубийство? Вы... немного испугали меня. Я хочу сказать, мы все думали, что он съел что-то плохое за обе дом... Да, наверное, это может быть самоубийством, хотя я не могу представить себе почему...

Найджелу показалось, что не мысль о самоубийстве Рэттери так напугала девушку. Его интуиции вскоре суждено было оправдаться.

– Этот тоник, который он принимал,- сказал Блаунт,- полагаю, он содержал рвотный орех?

– Я этого не знаю.

– Нет, понятно. Он принял, как обычно, столовую ложку тоника после ленча?