Чудовище маякаи другие хонкаку
Шрифт:
– Не могу сказать... Я был в смятении.
– Теперь тут трудно что-либо увидеть. Но давайте поищем хотя бы отметины от одной лыжной палки.
Табэй присел на корточки и начал осматривать снег. Я последовал его примеру. Вокруг стояли удивленные зеваки; они не понимали, что мы ищем.
Снег был сильно истоптан ногами многих людей, включая полицейских. Мы с Табэем так и не смогли найти никаких следов от лыж с отметинами от одной лыжной палки. Вскоре вернулись полицейские эксперты, которые ходили в поле к точке исчезновения лыжных следов. В доме Санширо снова стало многолюдно.
Вдруг Табэй спросил:
– Мики ведь пришла к вам, не так ли? У нее были взрослые лыжи?
Я кивнул.
– Значит, это были лыжи ребенка, – загадочно пробормотал Табэй.
Он повел меня туда, где живая изгородь изгибалась в сторону дороги, и
– Мы не нашли лыжных следов, возле которых с одной стороны были бы отметины от палки. Санта-Клаус не нес ребенка. Санта просто его увел, а на ногах мальчика были его собственные детские лыжи.
Действительно, на снегу отпечатался след от узких детских лыж, которые рядом со следами взрослых лыж шли по направлению к главной дороге.
– Давайте пройдем по этим следам, пока полицейские не вызвали нас для допроса.
И мы тут же двинулись к дороге.
С момента ужасного происшествия прошло уже немало времени, поэтому мы понятия не имели, как далеко успели уйти владельцы лыж, оставивших эти следы.
Две пары лыжных следов тянулись около пятидесяти метров параллельно изгороди, а затем, словно пытаясь уклониться от чего-то, двигавшегося с противоположной стороны, резко свернули вправо. Я почувствовал дрожь в коленях. Там, по соседству с жилищем Санширо, стоял пустующий дом. Лыжные следы вели мимо входной двери, огибали угол темного строения и уходили к его задней части. У меня перехватило дыхание.
– Все, оказывается, было совсем рядом, – с побледневшим лицом произнес Табэй. – Боюсь, дело кончится плохо... Кстати, как вы думаете, кто играл роль Санта-Клауса? Наверное, вы уже догадались, не так ли?
Я отрицательно покачал головой и в который раз почесал затылок. Когда мы достигли задней части нежилого дома, Табэй сказал:
– Трудно произнести вслух имя, даже если знаешь его. Кем был тот человек, который вырядился Санта-Клаусом и забрался с подарками в окно?.. И ребенок без всяких колебаний последовал за ним на лыжах... По-моему, каждый день в половине восьмого на вокзал N прибывает поезд... Думаю, Санширо Асами приехал на этом поезде на день раньше, чем его ждали.
– Кто? Санширо?! – воскликнул я. – Не может быть... Санширо вернулся и сделал все эти ужасные вещи? Невероятно... Он ведь так любил свою семью.
Но тут Табэй показал мне на две пары лыж – маленькие и большие, – которые стояли у стены под открытым окном. Через это окно Табэй забрался в темную комнату. Я последовал за ним.
– Мы опоздали... – дрожащим голосом произнес Табэй.
Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел фигуру мертвого Санширо, тело которого свисало с потолка, где был закреплен шнур от штор. На полу распластался ребенок, задушенный поясным ремнем. Мальчик как будто просто спал. Рядом россыпью валялись шоколадные конфеты, и лежал аккуратно сложенный пополам лист бумаги. Табэй поднял этот лист, развернул его, быстро пробежал глазами, а потом протянул мне.
Это были последние слова Санширо, адресованные мне, его другу. Я стоял у окна и в отсветах вновь начавшегося снегопада с трудом разбирал торопливо написанные слова.
Дорогой Хатано.
Теперь я точно попаду в ад. И хочу, чтобы ты был единственным, кому станет известна правда. Каникулы из-за снегопада начались на день раньше. В семь тридцать вечера я поездом вернулся в город. Вспомнил, что сегодня канун Рождества, поэтому накупил подарков для Харуо и отправился домой. Я думаю, ты прекрасно знаешь, как сильно я любил мою жену и моего ребенка. Мысль о том, как будут рады моему приезду Хироко и Харуо, согревала меня.
В предвкушении радостной встречи я тихо подошел к дому с задней стороны. Снял лыжи и раздвинул створки окна.
И тут я увидел нечто, чему не должен был стать свидетелем. В гостиной на диване сидели в тесных объятиях друг друга Оикава и моя жена.
Сердце мое наполнилось горечью. Я швырнул в них картонную коробку с игрушками.
Но не думай, Хатано, что этого было достаточно, чтобы подавить переполнявшую меня ярость. Ты, наверное, уже знаешь, что я совершил при помощи той
Харуо спал в соседней комнате. Он проснулся от шума, но не понял, что случилось. Я что-то ему наплел, и мы с ним ушли через парадную дверь. Но бежать мне теперь некуда.
Ничто не может спасти мое разбитое сердце, Хатано. И меня радует только то, что мой любимый Харуо будет рядом со мной, когда я уйду из этого мира.
За окном падал снег, словно покрывая землю белым погребальным саваном. Церковные колокола стихли, но их звон эхом продолжал звучать в моей голове, заставляя сердце сжиматься от горя.
Демон в шахте
Шахта Такигути, принадлежавшая Угольной компании Тюэцу (и расположенная среди далеких серых гор на краю мыса Муроу), разрабатывалась уже очень давно, но в последние несколько лет темпы существенно возросли. Длинные, темные, напоминающие щупальца туннели протянулись под землей на глубину пятисот сяку, а в одном месте уходили на полмили глубже морского дна. Большая часть прибыли компании зависела от этой шахты, из которой, как полагали, можно добыть шесть миллионов тонн угля. Погруженные в ее тяжкую атмосферу люди и машины продолжали свою трудную работу днем и ночью, никогда не прерываясь. Но шахта, лежащая столь близко к морскому дну, находилась в постоянной опасности, и один неверный шаг мгновенно отправил бы человека в ад. Дела шли все лучше, подземные ходы становились все длиннее, а опасность – все вероятнее. Лишь тонкая грань отделяла работающих в шахте от бездны.
В холодные дни начала апреля произошел странный случай – связанный с насилием, вполне подходящий безумному подземному миру. Наверху снег неохотно таял на вершинах гор, весь день с моря мрачно дул холодный северный ветер, но в пятистах сяку ниже уровня земли все задыхалось от яростного жара. Мир там был обнажен, почти не одет. Грязные до пупка мужчины с кирками на плечах и блестящим взором проходили мимо полуголых, с одной только тряпкой вокруг чресл, женщин, выкручивавших и вывертывавших свое тело, толкая тележки с углем.
О-Сина и Минекити были женаты и обрели друг друга в этом свирепом, темном мире. Они, как и во всех забоях, трудились в паре, где мужчина копал, а женщина вывозила добытое. У молодых людей был свой участок забоя. И во тьме, недоступной взгляду младшего бригадира, эти двое всегда могли обнимать друг друга. Но их мир не знал исключений, и счастье не могло быть долгим.
Это случилось утром, когда холодный ветер принес с окрестного ручья туман, заволакивая спуск в шахту. Получив вторую квитанцию за день, О-Сина взяла опустевшую грязную тележку и направилась обратно через всю шахту к забою Минекити. Угольная шахта чем-то схожа с темным подземным городом. Там имеется открытое пространство с кирпичными стенами, соединенное с внешним миром двумя стволами шахты. Этот главный зал, где слышатся бесконечный гул насосов и вентиляционных приборов, щелканье складных линеек инженеров и смех бригадиров, служит сердцем темного города. Начинающийся там широкий ровный туннель можно назвать его главной улицей. Открывающиеся с обеих его сторон боковые проходы похожи, в свою очередь, на второстепенные улицы, идущие с востока на запад. А нанизанные на каждую из этих улиц, как зубья расчески, забои обращены на север и юг. Ноги О-Сины быстро несли ее по рельсам из главного прохода в боковой, а затем к забою Минекити.
По дороге девушка миновала бригадира и инженера, по-видимому, осматривавшего боковой проход, но не заметила никого из компании. Она быстро развернулась, чтобы зайти в забой мужа. Минекити, как всегда, ждал ее в темном туннеле. О-Сина подтолкнула тележку, чтобы убрать ее с дороги, и бросилась всем своим юным телом на руки человека, стоявшего перед ней. Обняв его, она мечтательно посмотрела на тусклую, раскачивающуюся лампу, висящую с задней стороны тележки, откатившейся во тьму.
Поистине, это было подобно сну. Хотя впоследствии ее много раз расспрашивали об этом, и сама она изо всех сил старалась прояснить в своем сознании те события, они все равно остались мимолетными, словно память о сновидении.