Чудовище с улицы Розы
Шрифт:
Из сторожевой будки высунулся седой ирландский волкодав. С волкодавом связываться не хотелось, опасная животюга. Конечно, у меня в кармане есть молотый перец, красный и черный пополам. Но лучше миром.
– Пропустил бы, – сказал я волкодаву. – Хорошая собака.
Волкодав задумчиво повертел хвостом, потом отодвинулся в сторону. Всегда я умел находить общий язык с собаками.
Я вошел на территорию завода. То, что мне было нужно, располагалось справа. Это были большие баки, куда сливали прокисшую и уже ни к чему не пригодную сыворотку. Раз в неделю эти баки вывозили и сливали в озеро. Запах был точно такой, как у дохлой кошки. Я поморщился, унял тошнотворные
Волкодав на проходной в этот раз на меня даже не посмотрел, сразу спрятался в своей будке.
До дома я добирался несколько дольше. Чтобы не пугать прохожих, пришлось пробираться по различным закоулкам и кустам. И то – возле трамвайного депо от меня шарахнулась дама с двумя болонками, а возле церкви я напугал старушку. Улицу Розы я обогнул с тыла и в нашу усадьбу пробрался через подкоп под изгородью.
Бакс встретил меня в саду, но сразу же принюхался и убрался куда-то в кусты, хотя собаки и любят всякую тухлятину, но дух, исходящий от меня, не смог выдержать даже Бакс. Это было хорошим знаком. Значит, большинство существ с обостренным нюхом даже не подойдут к источнику такого запаха.
Возле веранды меня увидела Ли. Она сразу же сморщилась и спросила:
– Ты где был? На помойке, что ли? Воняет как... как не знаю отчего...
– На молокозаводе был, – объяснил я. – Опарышей накопал, пойду сегодня на зорьке на озеро...
– Ты же вроде на рыбалку никогда не ходил?
– Часы, проведенные на рыбалке, не идут в счет жизни, – изрек я. – А я у одного пацана лодку арендовал. Рыбки вяленой хочицца.
– А у родителей отпросился? – прищурилась Ли.
– Не отпустят, – вздохнул я. – Ты им ничего не говори, может, они и не заметят...
– Я-то не скажу, но все это будет на твоей совести.
– Моя совесть с удовольствием примет еще одно отягощение, – ответил я. – Хочешь на опарышей посмотреть? Такие жирные, аппетитные...
Ли плюнула и пошла в сад, бродить под яблонями и повторять вслух для лучшего запоминания математические формулы – она готовилась к какой-то математической олимпиаде, и ее голова была забита математической чепухой.
Я немного посмотрел, как Ли бродит между деревьями, затем уединился в своей комнате и стал разрабатывать план проникновения на чердак.
Попасть на чердак изнутри дома было нельзя, Па давно заколотил обе лестницы – чтобы мы не шастали по крыше и не ломали себе ноги и головы. К тому же на чердаке было полно всякого старья, о которое можно было легко пораниться и получить заражение крови. Значит, на крышу придется забираться как-то по-другому.
С западной стороны дома имелась длинная приставная лестница, но она находилась прямо перед окном кухни, а мне не хотелось, чтобы меня видела Селедка. Оставался один путь – забраться на крышу гаража, с гаража перепрыгнуть на крышу зимнего сада, подняться по ней до трубы водостока второго этажа, затем вдоль этой трубы пройти до крыши третьего этажа, перебраться через нее, а там уже совсем близко – по козырьку и в слуховое окошко. Оно всегда открыто, для улучшения вентиляции.
Я надел кеды, прихватил банку с припасенной вонючей начинкой и отправился к гаражу. Мне повезло – Ма оставила свою машину во дворе, а это здорово облегчало мне задачу. Я вскочил на капот автомобиля, затем влез на крышу машины, оттуда перепрыгнул на крышу гаража. Между гаражом и зимним садом было метра два, я легко преодолел их. Дальше начались неприятности. Я пробирался по жестяному желобу, а он весь был почему-то забит мертвыми жуками-носорогами. Дождей не было уже давно, носороги высохли, сжались и представляли собой плотные черные комочки, хрустевшие под ногами. Не знаю, почему это произошло, почему умерли носороги... Умерли. Тогда многие умерли.
Я преодолел этот носорожий желоб и ступил на черепицу третьего этажа. Надо было взобраться вверх до конька, а затем спуститься вниз. Уклон был довольно крут, и в одном месте я даже поскользнулся и сполз вниз по крыше, но удержался.
С конька, с самой высокой точки дома, открывался отличный вид на озеро, на бухту и на лес на ближней стороне холма. Хотелось остаться здесь, посидеть, чтобы никто не трогал, чтобы никто не видел.
Но я перевалил через козырек и стал спускаться к слуховому окошку.
На чердаке пахло пылью, летучими мышами, нафталином. Этот запах был настолько сильным, что у меня зачесались глаза, я едва не чихнул. Пространство было завалено разной рухлядью: креслами, баками, старыми столами, одним словом, всеми теми вещами, которыми так богат каждый нормальный чердак. Я прислушался. Никого. Жаль, что со мной нет Бакса. Но затащить собаку на крышу довольно затруднительно...
Я прислушался еще.
Тихо. Никого нет. Надо выбрать место. Я осторожно, чтобы не наделать в пыли следов, обошел чердак по периметру. Возник соблазн спрятаться в старый флотский сундук, но это было опасно. Поэтому я укрылся в огромной куче старого тряпья, хранившегося зачем-то возле дымохода. Тряпье так густо пахло нафталином, что вряд ли она меня бы почуяла. К тому же на всякий случай я снял с банки крышку и вытряхнул на пол пакеты с тухлятиной.
Это было круче нафталина.
Мне пришлось долго ждать. Солнце промелькнуло в чердачном окошке, и почти сразу же стемнело. Вечер. Внизу, в гостиной растопили камин, по трубе за моей спиной пошло тепло, я пригрелся и чуть было не уснул. Мешала нафталиновая пыль, попадавшая в нос, – от нее мне хотелось чихать. Впрочем, может быть, я и уснул. Может, я засыпал вообще несколько раз в ту ночь, не знаю. Но когда в чердачное окно просунулась белая длинная рука, я не спал, все видел.
Рука ощупала раму. Появилась вторая рука. На чердак лезла Римма. С лицом у нее было что-то не так. Половину его закрывало мутное белое пятно, над ним горели глаза. Римма огляделась и запрыгнула внутрь. Она приземлилась сразу на четыре конечности, как кошка. Пятно дернулось, и я понял, что это такое. Это был кролик. Римма несла его в зубах – руки-то у нее были заняты.
Римма выпрямилась. Кролик снова дернулся, и Римма взяла его в руку. Кролик пискнул, и Римма свернула ему шею. Зверек безжизненно повис. Римма села на старый стол. Какое-то время она сидела не шевелясь, затем стала выдирать из кролика шерсть. Шерсть разлеталась клочками по полу, и очень скоро кролик остался совсем голым. Тогда Римма сорвала из-под крыши бельевую веревку, обмотала кролика за ноги и подвесила к потолочной балке. Затем сделала быстрое движение, что-то блеснуло в воздухе, и я почувствовал, как по чердаку поплыл тяжелый запах... Римма села на пол почти под кроликом.