Чудовище (сборник)
Шрифт:
– Хотите знать, как все было? – в очередной раз высморкавшись, произнес Альфий. – Все совершалось проще простого! Я просто то запускал, то выключал эту мою программу для вездехода , шагающего, через дистанционный пульт… Ужас! Ведь это невозможно было себе представить , что этакая штучка способна… убивать – такая простенькая игрушечка!
И в этом месте повествования Альфий разрыдался наиболее бурно. И после он продолжал, временно несколько успокоившись:
– Пустой хитиновый панцирь и в нем антенны! и несколько микросхем! и скляночка с физраствором, способным временно реанимировать мышцы членистоногого. Что еще? Лишь очень
И вправду было не просто выдержать зрелище, которое инспектору открылось и понятым, когда они вошли в дом художника. Беленый потолок, забрызганный кровью. Видимо, ударила струей вверх из развороченного клешнею горла. Потеки также на стенах, и она заливала пол. И тело, скорчившееся и так и остановившееся в предсмертных судорогах. И выглядел убитый запутавшимся в штангообразных ногах чудовища. И нависала над широкой раной клешня, тяжелая, вывернутая под прямым углом, и напоминала кривой кинжал. Хитиновые выступы не позволили выпростаться до конца из разорванных тканей трупа. И черная гудящая туча медленно взошла к потолку. И в этот миг показалось вошедшим вдруг: чудовище оживает …
Один из понятых неумело – слева направо – перекрестился. Другой, неожиданно высоким голосом крикнув что-то на местном языке, развернулся и вылетел, не разбирая пути, на воздух. И даже участковый инспектор не смог поведением своим изобразить абсолютный профессионализм. Хотя уж он-то, наверное, видал виды. Сержант откровенно вытащил из планшета фляжку и, крякнув, сделал, чуть отвернувшись в угол, несколько глубоких глотков.
Учитель вдруг засмеялся. Сначала это был совсем тихий смех, но вскоре Альфий просто зашелся, вздрагивая, каким-то булькающим и разрывным хохотом. С ним приключилась истерика, надо полагать. Так, по крайней мере, полагал оставшийся понятой, вероятно. Потому что поглядывал на математика сочувственно, будучи сам весьма не далек от срыва.
А между пароксизмами смеха с губ Альфия слетали слова: «Кумир!.. Сальери на твоих похоронах!.. Ах-ах, Кумир…» И в дергающийся его рот тупо, наклонив голову, смотрел участковый. И взгляд его все более терял сфокусированность, и голова представителя закона вдруг начала непроизвольно вздрагивать в такт бессмысленным, как это представлялось ему, словам…
12
Невероятное это дело закончилось, как ни странно, почти ничем. Учитель был арестован, конечно, «сидел под следствием». Произошло судебное разбирательство… Да только присуждена была Альфию отнюдь не «высшая мера», о коей он умолял так слезно. Лишь несколько лет условно . «Учитывая добровольную явку с повинной, факт искреннего раскаяния и отсутствие злого умысла».
Он был хроническим неудачником, видимо, этот Альфий! Отказы выпадали во всем, о чем бы ни просил власть.
В селении поговаривали: не чистосердечное признание помогло, а сумма, собранная для судейских толпой знакомых его и родственников, словно из-под земли взявшихся. Но поговаривали не в полный голос. Украдкой… С чего бы так? Ведь математика в селении недолюбливали, а зато ценили высоко сплетни.
А это было местное мракобесие , поименовал бы наш просвещенный век. На самом деле преподавателя ведь не только, что недолюбливали. Сказать по правде, иные не на шутку
И вкладывали не такой смысл, который разумеет клише «злой волшебник» телевизионных сказок. Конечно же, не такой. Люди перешептывались опасливо: этот хромой – всамделешний, настоящий ведьмак! Лживый и беспощадный.
Укоренению «предрассудка» способствовала история, произошедшая с останками экзотического членистоногого. Пилот, который привез инспектора, наотрез отказался брать на борт «эту чертову штуку». Он был суеверен, видимо, потому как он полагал, что если подняться с этаким «сувениром» в воздух – авария неизбежна. Инспектор махнул рукой, и в результате чертова штука так и осталась в опечатанном доме. И минуло немалое время, прежде чем, наконец, ее собрались транспортировать «на большую землю» – в качестве вещественного доказательства для суда. Тогда вот и обнаружилась: хитиновая зловещая игрушка «испарилась» куда-то… как это говорится – необъяснимым образом. А подгулявшие в Большом Доме шептались: «Ведьмак-то сам унес краба! Какой колдун согласится расстаться за просто так с орудием своего зла?»
Людей, имеющих специальное образование, было в поселке мало. Но и они придерживались относительно Альфия примерно того же мнения, что и прочие. Как ни странно. – Мифический физраствор ! – провозглашал фельдшер, обсуждая с метеорологом за рюмкой судебное разбирательство. – Да что это за такой раствор, способный постоянно заставлять мертвечину двигаться, как живое?!
Опасливые пересуды будоражили воображенье детей – учеников Альфия. Иные подбирались в сумерках тайком к окнам дома его и, замирая от сладостного испуга, заглядывали в щель между неплотно задернутыми занавесками. И наблюдали иногда математика склонившимся над необыкновенного вида книгой . (Как чемодан! – отзывались потом о размерах ее юные соглядатаи.) Так вот, они замечали, когда переворачивал Альфий толстые ветхие страницы: листается эта книжища не справа налево вовсе, как все нормальные, а слева направо, наоборот. Причем истрепанные листы ее испещрены все зловещего вида знаками…
Учитель не предпринимал ничего, чтобы остановить слухи о своем причастии чернокнижию. Но это мало сказать. Такой предусмотрительный человек обязательно побеспокоился бы о том, чтобы задернуть шторы плотнее… если бы ему это действительно было нужно.
По-видимому, Альфию желательно было как раз обратное. Чтобы о персоне его расходился зловещий шепот – как медленные широкие круги по болотной темной воде… Есть люди, способные употреблять на пользу для своих дел практически вообще любое. (Темперамент утилизатора отходов .) И, может быть, как раз на бытовании сомнительной славы о себе Альфий не в последнюю очередь и строил свой план.
13
Он был упорен в достижении своих целей, Альфий… Он предложил Суэни жить с ним. И сделал это он вскоре – и даже вскоре весьма – по смерти своего друга, ее любовника.
Учитель математики получил отказ. Воспоминания девушки были еще сильны, и не могла она представить около себя иного мужчину – только художника. Но Альфий не отступил, конечно…
И вот однажды они беседовали на берегу моря, Суэни и математик, и все о том же. И вдруг учитель прикоснулся к ее руке и сразу же затем немедленно указал пальцем в неистовствующий прибой.