Чудовище (сборник)
Шрифт:
И Суэни увидела: на несколько секунд из волны, откатывающей от берега, вырос гигантский краб.
Она вскрикнула. И тут же непроизвольно прижалась к Альфию. Тогда учитель положил ей руку на плечо. Крепко. Властно. И вот он заговорил, неотступно глядя в ее расширившиеся зрачки:
– Все эти микросхемы и физраствор – глупости. Я выдумал их специально ради тупоголовых судий. Конечно же, боа ама – Хозяин Берега – существует. Ему давали приношения твои предки. Ведь они знали жизнь… Давали, потому что они были не дураки, верно? Боа существует. И ты увидела его только что, собственными глазами.
– Тебе противны мои объятия? – продолжал, усмехаясь, Альфий. – Не торопись. Подумай. Приятнее ли тебе будут ласки… зубчатых лап? Я всё могу приказать е м у…
И Суэни верила. Духи океана и берега, тумана и ветра были реальными существами для поколений родичей. Конечно, наступило иное время, и блекли старые сказки. Но, тем не менее, в тайном детском уголке сердца неизменно стерег изначальный страх. Струился благоговейный трепет… Продуманные слова учителя били в цель.
Через неделю девушка покинула отчий дом. Кошмар, что показался на миг в отступающей волне, не оставил выбора. Та вселенная, которой неотделимою каплей полагала Суэни и свою душу, вся строилась по законам силы . И не так важно – общеизвестной обыденной или же непонятной потусторонней. И в этой вселенной женщина веками призвана была – покоряться.
Правда, общение с Велемиром заронило в душу Суэни иные зерна. И более жизнеспособные, может быть, нежели она сама могла знать.
Учитель вызывал отвращение… Молодая женщина постепенно открывала для себя истину, которую успевают сполна прочувствовать на земле немногие. Принуждение обстоятельств, пусть даже и помноженное на время, не в состоянии породить любовь. Ни даже создать хоть что-то, ее отдаленно напоминающее.
Надежд у Суэни не было. Она едва ли вообще понимала, как это можно – стремиться изменить что-либо… И тем не менее она иногда отказывала вдруг в ласках Альфию. В часы, когда совершенно уже была не в силах противиться тоске сердца.
Учитель все равно всегда добивался, чего хотел. Запугивая чудовищем. Рассказывая про неотвратимое и безжалостное могущество тайной силы… Душа Суэни слабела, сжигаемая попеременно то страхом, то отвращением. И некогда приветливый взгляд ее темных глаз оказывался теперь все чаще пустым, а покорность – полной.
Лишь этого и вожделел Альфий: полноты рабства.
Он мог бы торжествовать.
Мог бы . Но не родился на земле такой человек, который бы оказался способен предусмотреть все .
Материалисты будут смеяться, но… страшную сказку нельзя рассказывать безнаказанно . По крайней мере – долгое время.
Истины подобного рода не имеют большого числа сторонников. Потому что: приобретающие подобный опыт не имеют желания, а чаще всего – возможности поделиться им.
Сей факт неплохо передавала местная поговорка, бытующая в поселке: узнавший вкус воды у самого дна болота – о нем уже не расскажет.
Прагматики – а к этой категории несомненно по праву принадлежал Альфий – полагают, что страшная сказка представляет собой орудие . Инструмент. Предмет. Они не ведают и не верят в то, что она живая .
Особенность колдуна, который повторяет жуткое слишком часто. И – вкладывая в свои слова убеждающую уверенность. Ее не просто приметить, эту особенность, но она характерная. Это… я бы сказал… трепетная напряженность глаз . И делается колдун, словно человек, что прежде вольно ходил во тьме, а затем почувствовал: здесь не одно только голое отсутствие света. Пустоты не бывает. Природа боится пустоты… И вот, почувствовавший начинает страшным гадать гаданием: чего теперь ждать ему?
У Альфия испортился сон. Хотя не жаловался он никогда прежде ни на какую бессонницу.
Все чаще просыпался теперь учитель посреди ночи от какого-нибудь случайного скрипа, от стука ставня. Садился резко в постели и вперивался во мрак, сминая узловатыми пальцами одеяло… А рядом с ним неподвижно, как будто и не во сне, а в некой недосягаемой глубине обморока, случающегося каждую ночь, лежала безучастная ко всему Суэни.
Альфий, пытаясь возвратить ускользнувшее душевное равновесие, шептал, словно заклинание, слышимые едва слова:
– Ведь это абсолютно мертваяштука ! Дохлятина, которую приводят в движение только микросхемы и физраствор! Мой электронный пульт… она не в состоянии двигаться, пока я не нажму кнопку! И можно ли принимать всерьез, что, изготовляя «чудовище», я произносил при этом слова, приписываемые раввину, вдохнувшему жизнь в Голлема?! Я просто баловался … я потешался над идиотом, которому препарированное чучело должно будет принести страх и смерть! Ведь это я создал боа, и я-то знаю: шагающий электрифицированный хитин вовсе ничего не способен делать без моей воли!
И «заклинание» действовало. На время. Дыхание учителя постепенно выравнивалось. И он укладывался, намереваясь окончательно успокоиться и уснуть. Но через несколько уже минут вновь взвивался, сжимаясь в нервный комок… И снова слышался свистящий шепот его:
– Не способен?! Каким же образом тогда боа превратил новенькие ружейные замки – в ломкий прах?
– Дурак! – сразу же обрывал он себя. – Возможно, что я и вправду стою только того, чтобы оказаться перемолотым в костяную пыль… дохлым крабом! Ведь разве не своими руками я наливал кислоту в пробирки? И плотно надевал на них гильзы, проделывая все так, чтобы над отверстием приходился капсюль, как крышечка. С расчетом, чтобы кислота начала действовать на металл капсюля сразу же в то мгновение, когда стволы окажутся обращены вверх. А потом – через определенное время – и на замки стволов… И все ведь вышло по моему плану! Изъеденная концентрированной кислотою сталь предстала глазам впечатлительного друга моего в должный момент. И – Велемир поверил ! Еще б ему не поверить – ведь я так хорошо играл свою роль! Наверное… – Альфий ник, и голова его обрушивалась в ладони, – наверное, я разыграл ее слишкомуж хорошо ! Похоже, каким-то образом я загипнотизировал и себя. Я поверил сам ! Я делаюсь уже хроническим неврастеником! Мне мерещится…