Чудовище
Шрифт:
Я такой чертов лицемер.
Я сразу нахожу его, сидящего на том же самом месте, как и в тот раз. Сегодня я сажусь прямо рядом с ним.
— Чем занимаешься, Гас? — говорю я, бросая сумку рядом с собой.
— Ничем. Просто жду. Мама снова с Льюисом. — Он кивает в сторону закрытой двери кабинета.
Я смотрю в этом направлении, желая посмотреть сквозь дерево двери. Спустя несколько секунд Гас снова начинает говорить:
— Никто не зовет меня так.
— Как? — Я склоняю голову, но продолжаю наблюдать за дверью.
— Гастон, —
— Что не так с Гастоном? — спрашиваю я, прищуриваясь.
Когда он сразу не отвечает, я перевожу свой взгляд с двери на него.
Он пожимает плечами.
— Тебе не нравится твое имя?
Паренек делает глубокий вдох, передергивая плечами.
— Я привык к нему. Это имя моего дедушки. Мама говорит, что это ее способ влить в меня частичку дома. Она жила раньше во Франции.
Французский акцент — попал в точку.
— Ага, я заметил акцент, — говорю я и сжимаю губы, чтобы не сказать об остальном, что заметил в ней.
— Чей акцент? — спрашивает он.
Я вопросительно приподнимаю брови.
— Твоей мамы. — Я смотрю на выражение его лица и начинаю сомневаться. — У нее есть акцент, — говорю я более уверенно.
— Есть?
— Да, — киваю я.
— О. — Он делает паузу. — Это странно.
Мне кажется, я никогда не знал, могут дети подмечать такие вещи или нет. Вокруг меня их не слишком много. Когда он так и не продолжает рассказывать историю о своей маме, я думаю о том, как вообще можно вернуть внимание ребенка, ну или хотя бы Гаса.
— Так что, твоя мама из Франции? — как можно более непринужденно спрашиваю я.
— Ага. — Он кивает. — Этим летом мы собирались поехать проведать их.
Ему больше не нужно ничего объяснять. Вполне очевидно, почему у них нет возможности уезжать… куда-либо.
— Возможно, получится после того, как ты закончишь свое лечение, — предполагаю я, давая парнишке хоть какую-то надежду.
— Сомневаюсь. Моя мама типа сходит с ума из-за моей следующей операции. Не перестает читать об этом.
— Ну, — начинаю я, — мамы они такие. Они переживают.
Но что-то говорит мне о том, что мама Гаса переживает по многим разным причинам. Не как моя мама, которая заботится только о том, как мои шрамы затронут ее.
— Я знаю, — отвечает он. — Иногда я слышу, как она плачет, разговаривая по телефону.
Услышав это, я сглатываю комок в горле.
— Она не знает, что я слышу ее, но я не могу не делать этого. А иногда, слова, которые она говорит, не имеют никакого смысла.
— А должны? — Я прочищаю горло.
Он качает головой.
— Однажды я услышал, как она говорила о моем школьном бале. Что она переживает о том, что никто не захочет идти туда со мной.
Я ненавижу то, что сейчас думаю о том же. Я уже взрослый, но все еще помню, какими жестокими могут быть дети.
— Адам?
Я снова фокусируюсь на Гасе.
— А?
— Что за школьный бал?
Его вопрос удивляет меня. Он даже заставляет меня слегка улыбнуться.
— Ну, это большие танцы, на которые ты пойдешь в старшей школе. Парни надевают костюмы, а девушки — милые платья. Это типа модного мероприятия.
— Танцы? — Его лицо отражает, насколько он не впечатлен этой идеей.
— Ага, — киваю я.
— Мама переживает, что я не смогу пойти на танцы?
— Ну, я уверен, что она просто думает о…
Но Гас не дает мне закончить.
— Кого волнуют эти глупые танцы? — почти кричит он. — Скоро начнется бейсбольный сезон, вот о чем она должна переживать. В этом году мы во втором дивизионе, — говорит он так, будто я должен понять, что он имеет в виду.
— Вау, — говорю я, притворяясь, что понимаю, о чем он. — Второй дивизион?
— Да! Единственная хорошая игра — это игра во втором дивизионе, — заявляет он.
Я продолжаю кивать, притворяясь впечатленным.
Я вспоминаю то время, когда сам был ребенком, и единственное, что имело для меня значение, это лакросс. Спорт и тусовки со своими друзьями — единственное, что меня интересовало, так что я могу понять смысл того, что сказал Гас. Но я больше не ребенок, так что могу понять и то, что его мама переживает о его будущем — даже если это что-то типа школьного бала. Гас еще слишком мал, чтобы увидеть всю картину целиком. Люди, как я и его мама, не могут не видеть этого. Однажды он поймет, почему его мама переживает. Он вырастет и не успеет заметить, как нечто другое привлечет его внимание больше, чем спорт, друзья или второй дивизион.
Девушки.
И когда этот момент настанет, переживания его мамы по поводу школьного бала станут для него понятными. Они станут его переживаниями. Будет ли у него хоть какой-то опыт, как у остальных парней в его возрасте? Будут ли девушки обращать на него такое же внимание, как и на других парней? Будет ли он разочарован? Будет ли он смотреть на школьный бал так же, как и другие подростки? Как я? Увидит в этом возможности и вероятности? Надежды?
Я мысленно возвращаюсь к своему собственному школьному балу. С Тиффани Уитмор.
И только мой разум начинает блуждать по воспоминаниям, дверь кабинета Льюиса открывается, и выходит она. Сегодня ее волосы распущены и спадают по плечам, заканчиваясь ниже груди. Она одета в джинсы и майку и выглядит намного более повседневно, чем когда я увидел ее в первый раз. Но все такая же красивая.
Ее карие глаза незамедлительно находят мои, пока она направляется в нашу сторону, останавливаясь на середине комнаты.
— Еще раз здравствуйте, — говорит она.
Черт.
Этот акцент.