Чухра
Шрифт:
Директор не ожидал, но в один из дней, к нему заявился бывший воспитанник приюта и на частной основе предложил довести до ума полученные им шлемы и если получится, смастерить устройство для считывания ментопластин. Занимался ремонтом, а точнее переделкой, он три дня и в результате, у директора появилось два шлема для ментоизучения и громоздкий считыватель, который был неразъемно соединен с двумя шлемами через кучу проводов. Принесенный, а вернее сказать, «подаренный» прибор, с поврежденным корпусом, был пущен на запчасти, а его содержимое с местом памяти, стало
– Здесь техник-ремонтник по вспомогательной аппаратуре малых и средних космических кораблей. Я смог изучить больше половины первого уровня и как видите, смог починить вам шлемы. Для себя я сделал копию, а это вам, – он помолчал, кивнул головой в сторону и добавил, – для чухры.
Директор настолько увлекся созданием учебного класса для воспитанников, что совсем забыл о новичке, пока не появилась медсестра и не напомнила. Она с довольным лицом уселась напротив директора и радостно сообщила.
– Он уже встает.
Директор не сразу понял о чем или о ком она говорит и нахмурив брови внимательно посмотрел на медсестру. Она усмехнулась и немного с упреком спросила.
– Совсем заработался?
– Есть немного. – Согласился директор, и только тогда вспомнил, о ком она сообщила. Он попытался усмехнуться одной стороной губ, хотя сам знал, что его усмешки вызывают не совсем адекватные реакции. – Извини. Ты сказала, что он уж ходит?
– Не ходит, только пытается садиться и вставать. Сегодня первый раз, с моей помощью, дошел до туалета и сделал свои дела. Он очень слаб, не плохо бы сделать ему еще одно сканирование.
"Нет" покрутил головой директор и пояснил.
– Если хочешь добиться его усыновления, лучше вообще не привлекать к нему внимания. Что он рассказывает?
– Ничего. Что-то бормочет непонятное, ест и спит.
– И как ты с ним общаешься?
– Знаками, жестами. Будешь смеяться, но он даже туалетом не знал как воспользоваться.
– Плохо. Потеря памяти всегда плохо. Он понимает, что ты пытаешься ему объяснить?
– Вполне. Даже сам пытался что-то показать и сказать, но я не поняла. Два раза пытался, а теперь больше молчит и только смотрит на меня.
– Плохо. Если у него полностью отшибло память, то нам его оставить в приюте не разрешат.
– Мы можем пока не говорить никому, а чуть попозже, загрузим ему курс социальной реабилитации.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь. Все ментопрограммы рассчитаны на людей знающих язык и владеющих первоначальными навыками. А если он не знает языка, наши программы ему не помогут.
– И что делать?
– Надо думать. Если им будут интересоваться, ты отвечай, что он потерял память после удара по голове. Такое бывает сплошь и рядом. А сама, пока, понемногу приучай его к нашей жизни.
– Это можно. Наш старший охраны, слишком зачастил ко мне. Ты бы поговорил с ним.
– Зачастил именно к тебе? – уточнил директор.
– Дурак. Не ко мне лично, а в изолятор. Посмотрит, походит по кабинету, пару раз спросил о новичке.
– И ты что?
– Ничего. Как есть, так и отвечала. Один раз показала подростка спящим. Он не подходил. Посмотрел через открытую дверь и ушел.
– Кто-то через него пытается узнать о найденыше. Ты ему говорила об инъекциях?
– Нет конечно. Ты считаешь меня совсем дурой?
– Не обижайся. Он мог спросить походя, а ты так же ответить. Постарайся меньше болтать о найденыше.
– С кем мне болтать? Ко мне, даже наш доктор не заглядывает.
– И правильно делает. Я ему отпуск дал. Пусть отдохнет от нас.
– В шестой группе двоих избили. Приходили синяки и ссадины замазывать.
– Пожалела, замазала? – немного с упреком спросил директор.
– А ты как думаешь? Шестая группа.
– Да-а-а…, – протянул директор и повторил. – Шестая группа. Вот и найденыша, можно было бы записать в шестую.
– Даже и не знаю. Он хоть и мелкий, но соображает как взрослый.
– Не понял, это как?
– Взгляд у него оценивающий. Так дети на женщин не смотрят.
– Где ты видела у нас детей? Они в десять лет, уже знают и видели больше, чем мы с тобой.
– Да, это точно, – согласилась медсестра. – Наши детки, иным взрослым, сто очков вперед дадут.
– Вот-вот. А нашему новичку уже лет двенадцать, и он в развалинах жил. Думаешь там, девчонок не было? Вот тебе и оценивающий взгляд.
– Может и двенадцать, но я почему-то уверена, что меньше. Для двенадцати, он слишком мелковат.
– Спроси у него сама.
– Спрашивала. На пальцах показывала, цифры рисовала, ничего. Пожимает плечами и молчит.
– Хоть так пообщаться можно.
– Иногда можно, а иногда, как будто его нет. Смотрит в потолок и не дозовешься. Взгляд отсутствующий, мертвый, так у совсем старых бывает. Вроде бы видит тебя, а сам далеко-далеко. – Медсестра вытянув шею посмотрела на разложенные пред директором ментопластинки с программами и спросила. – Это что? – Глаза директора вспыхнули, ожили и он почти гордо сообщил.
– Это будущее нашего приюта. Вот, сижу, пока разбираюсь что дали.
– Это все от Прежних осталось?
– Да. Старье, наши такого не делают.
– Не скажи. Я на рынке видела такие же, только прозрачные, новенькие…
– Не в новизне дело. Все дело в содержании. Вот эти, к примеру, – директор показал на три штуки пластин немного в стороне, – вообще нам не подходят. Они настолько старые…
– А ты откуда узнал? – перебила его медсестра.
– Не поверишь. На старости лет, приходится вспоминать молодость. Вставляю в считыватель и надеваю шлем. – У медсестры удивленно поползли брови в верх, а директор хмыкнув, пояснил. – Да нет, не учу. Прежде чем учить, можно зайти в общую часть и посмотреть список подпрограмм. Муторно, иной раз и не понятно, но разобраться, приблизительно, можно. Вот эти, нам подойдут. Видишь, они разложены и подписаны. Знания конечно в них устаревшие, но лучше такие, чем вообще никаких. А кто захочет, потом уж сам, переучиваться будет.