Чума вашему дому
Шрифт:
— И это ты говоришь?! Ты, между прочим, три раза был женат, и все три неудачно.
— Именно поэтому и говорю, — парировал он. — Спасибо, дорогая дочь. Замечательный подарок к юбилею.
Потянув Стаса за рукав, я встала. И до последнего шага на пути к выходу ожидала, не скажет ли отец хоть что-то. Но нет. Не сказал.
— Пойдем к заливу? — предложил Стас, когда мы спустились с крыльца.
Мы вышли к кромке прибрежного льда и остановились. Я задрала голову, не пуская на волю злые слезы, глядя сквозь их зыбкую пелену
— Что будем делать?
Я резко повернулась.
— Можем подать заявление в загс. Хоть завтра.
Стас обнял меня, провел пальцами по щеке, стирая прорвавшуюся слезинку.
— Не передумаешь?
— А ты?
— Я нет, — он покачал головой и поцеловал меня.
— Тогда и я нет. Только не думай, что это назло… ему. Хотя… может, немного и назло. Но это не главная причина.
— Я знаю… Я люблю тебя.
Мы стояли и целовались, пока у меня не треснула обветренная на морозе губа.
— Почувствуй себя вампиром, — усмехнулся Стас, слизнув с нее кровь.
[1] penis, phallus (лат.) — половой член, эрегированный половой член
22
Флешбэк-9
На следующий день у Стаса был выходной, а я прогуляла первую пару. С трудом наковыряв денег на пошлину, мы подали заявление. В обычный районный загс.
— Ну что, — спросил он на улице, — поставим общественность в известность? Или сдадимся им на растерзание уже женатыми?
— Твоя бабушка этого точно не заслужила. Так что… лучше поставим. Прямо сегодня.
Я поехала на занятия, а вечером мы встретились и отправились на экзекуцию. Начали с менее страшного варианта. С бабушки.
— Баб, ты присядь, — посоветовал Стас, когда мы зашли на кухню и остановились в дверях. — Знаешь, мы… в общем, мы с Томой подали заявление. В загс.
Вера Ивановна и правда кулем шлепнулась на стул и ошарашенно переводила взгляд туда-сюда, пока не задержала его на мне. С подозрением.
— Нет, — поспешила я успокоить. — Я не беременна.
— Тогда зачем?
Мы молчали.
— Хорошо, — она справилась с собой на удивление быстро. — Где вы намерены жить? И на какие шиши?
Вопрос был, конечно, интересный. Потому что жить нам действительно было негде и не на что. Стас в своем магазине получал гроши. В другие города группа с мрачным названием «Tyburn Tippet»[1] ездила за свой счет, все заработанные на концертах деньги шли на билеты, гостиницы, не говоря уже о записи демо-роликов и прочих подобных расходах. Иногда уходили и в минус. Мне в клинике отец платил половину ставки медсестры, потому что я еще толком ничего не умела, больше мешала, чем помогала. Да и времени на эту работу могла выкроить совсем немного.
— Понятно, — вздохнула
— Сейчас пойдем к нему, — умирая от стыда, пробормотала я.
— Ну… с богом.
Отец орал долго. Высказал все, что думает о безмозглых молокососах, у которых в трусах зудят женилки. Сначала я терпела, глотая злые слезы, потом стала огрызаться. Кончилось все грандиозной ссорой. В результате, собрав вещи, я в тот же вечер перебралась к Стасу.
— Понятно, — увидев меня с сумкой, Вера Ивановна покачала головой. — Ну что с вами делать… Добро пожаловать, Тамара. Теперь это твой дом.
Как ни было мне горько от произошедшего, та ночь все равно стала волшебной. Первая — вдвоем. Хотя и приходилось напоминать себе: бабушка за стеной. Что поделать, мы не могли позволить себе снять квартиру и даже комнату. Того, что зарабатывали, едва хватало на еду. Готовила на всех Вера Ивановна, но мы отдавали ей свою долю. И часть за коммуналку. Оставалось на проезд и на самое необходимое.
Если я о чем-то и жалела, так только о том, что сутки нельзя растянуть вдвое. К учебе и работе добавились домашние хлопоты: я помогала Вере Ивановне, как могла. Иногда даже удавалось выбраться на выступления группы Стаса.
Наверно, лишь в юности, причем на гребне любви, можно жить в таком напряжении всех сил и при этом чувствовать себя необыкновенно счастливой. Я летала, как птица. Правда, иногда засыпала на лету. Но никто не мог этого понять. Или не хотел?
— Эх, девоньки, что ж вы все так торопитесь ярмо надеть? — вздыхала моя гинекологиня Варвара Семеновна, пожилая уютная тетка предпенсионного возраста. — Самое время гулять да жизни радоваться, а вы…
— А почему нельзя радоваться замужем? — искренне недоумевала я. — Ведь меня палкой туда никто не гонит. Я люблю Стаса и хочу быть с ним.
Как-то у нас было всего две пары, и я забежала домой забрать что-то нужное, пока не вернулся отец. Если мы сталкивались в клинике, он сухо здоровался и шел себе дальше. Встречаться с ним дома у меня не было никакого желания. Что касается Тараса, он держал вполне так швейцарский нейтралитет. Не порицал, но и не одобрял. Общались мы с ним в основном на лекциях и практических занятиях.
Уже уходя, я подумала, что давно не видела Люку, и позвонила ей.
— Я минут через пятнадцать приду, — сказала она. — Забегай.
— Чума вашему дому, — привычно поприветствовала я бабушку Милу.
— Здравствуй, Чумочка, — она обняла меня. — Я как знала — твоих любимых пирожков напекла.
Люка где-то застряла, мы пили чай и болтали. О чем-то нейтральном. Но я знала, что в этой тональности не удержимся. И не ошиблась.
— Не хотела, Тома, — вздохнула бабушка Мила, — но все-таки скажу. Ты, конечно, к этому не прислушаешься…