Чума вашему дому
Шрифт:
Черт, ну что ж мне вечно не прет-то, а?
— Спасибо, не надо.
— Бросьте. Я отнял у вас время, а ложка растаявшего мороженого — так себе компенсация.
— Мы тоже отняли у вас время, — голос предательски дрогнул, и я изо всех сил наступила под столом одной ногой на мизинец другой.
— Не вы лично, — возразил он. — Так что перестаньте. Куда вам?
— На Мытнинскую.
— Поехали.
Я потянулась за пальто и сумкой. Артем встал, надел висевшую на спинке стула куртку. Галантно пропустил вперед на выходе и даже, издали сняв сигнализацию, распахнул передо мной дверь машины. И за всю дорогу
Спокойно, Чума, уговаривала я себя. Ничего ужасного не произошло. Это закон парных случаев. Мы с Тамарой ходим парой: лес… санитарки мы с Тамарой. Два не твоих мужчины сразу. Это бывает. Неприятно. Но не конец света. Куплю себе туфли к фраку, и вообще — как-нибудь проживем[1].
— Спасибо, Артем, — напряженно-бодрым голосом сказала я, когда он остановился у подворотни. — И извините еще раз, что так вышло.
— Всего доброго, Тамара. Ничего. Главное — разобрались.
Был соблазн от души хлопнуть дверью, но я сдержалась. Нога за ногу прошла через двор, поднялась по лестнице, а в прихожей, скинув пальто, плюхнулась на низенькую банкетку и… разревелась, как сопливая девчонка.
На полувсхлипе оборвал телефонный звонок. Страстно захотелось, чтобы это оказался Тарас. Выплеснуть на него все, что накопилось. Все-все, до последней капли. А потом спокойно рыдать дальше, пока от Тамары не останется одна пустая оболочка. Тогда бы я ее взяла, постирала в тазике и повесила сушиться.
На экране светился незнакомый номер. Незнакомый? Или?.. Да что там гадать!
— Алё?
— Тамара, это Артем.
Если в первый раз, услышав его голос, я замерла, — бог ты мой, неужели это было всего каких-то пару часов назад?! — то сейчас почувствовала только раздражение и досаду: ну что тебе еще надо-то?
— Послушайте, простите меня, пожалуйста, — он не стал дожидаться моей реакции. — Я не слишком вежливо себя вел. День был ужасный, с самого утра. Хотя это не оправдание.
— Да ничего, я понимаю, — голос звучал так жалко, что захотелось основательно себе наподдать.
— Ничего не ничего. Может быть… попробуем еще раз? Не хотите завтра со мной поужинать где-нибудь?
Вредность и чувство противоречия хором подсказывали ответ «не хочу», но я подмигнула своему зареванному отражению в зеркале и согласилась.
[1] Неточная цитата из песни Александра Вертинского "Все, что осталось"
30
Не успела я снять сапоги, как телефон затрезвонил снова.
Отец. Ну вот, понеслось…
— Тамара, ты в курсе, что устроил твой братец? — ледяным тоном поинтересовался он, даже не поздоровавшись. Как будто это была всецело моя вина. Или хотя бы в том, что знала, но не донесла.
— Уже да. Здравствуй, папа.
— Да, извини. Здравствуй. В общем, завтра вечером я вас жду. Обоих. У себя дома. В восемь.
— Нет.
Трубка озадаченно шуршала фоновой частотой.
— Что значит, нет?
— То и значит, — прижав телефон ухом к плечу, я поставил сапоги в стойку. — Занята я завтра вечером.
Если бы дело касалось неотложных
— У тебя прием с утра? — видимо, почувствовав, что я настроена решительно, отец пошел на попятный.
— Да. До двух.
— Хорошо, я приеду в клинику. К двум. Там и поговорим. До завтра.
Судя по голосу, отец был в ярости и ничего хорошего Тараса не ожидало. Но сочувствовать ему абсолютно не хотелось. Все-таки кармический бумеранг не выдумка, как ни кидай.
Флешбэк-11
Тот случай, когда отец пришел в загс на нашу со Стасом регистрацию, так и остался единственным контактом за все пять последующих лет. Не считая, конечно, редких встреч в клинике, где я все так же работала половинкой гинекологической медсестры. Это была холодная война, в которой никто не хотел идти на мировую. Впрочем, почувствуй я хоть малейшую готовность к диалогу, может, и сделала бы первый шаг навстречу, но… ее не было.
В горячую фазу все перешло как раз в тот момент, когда я подала заявление на развод. Случись эта история в другое время, может, среагировала бы поспокойнее, но тогда все напоминало пороховую бочку с поднесенным фитилем. И она рванула.
Отцу исполнилось шестьдесят пять, но он был еще мужчина хоть куда. Из тех, которые, как породистый коньяк, от выдержки только крепче. Стройный, подтянутый, по типажу — эдакий белогвардейский генерал. Женщины по-прежнему сходили по нему с ума, хотя, как я подозревала, интерес этот подогревался профессорским званием и вполне успешным бизнесом. Подруг он менял, как перчатки, но… и на старуху случилась проруха.
Проруху звали Анжеликой, и работала она у нас сменным администратором. Тридцатилетняя простигосподи с пошлыми губами уткой и бразильской попой-как-орех. И вот на это великолепие отец запал. Да так, что решил жениться. В четвертый раз. И выложил эту новость нам с Тарасом. Мы с братом тогда были крепко в ссоре и не разговаривали, но ради такого случая объединились, чтобы дружно высказать свое неодобрение. Особенно я — припомнив сцену в ресторане.
Отец взбесился и наговорил нам много чего. «Щенки неблагодарные» в этом потоке было самым мягким. Мы за словом в карман не полезли. Одно дело, если б он выбрал нормальную женщину. Совет да любовь. Но прошмандовку из Ухрюпинска, которая перетрахала в клинике весь мужской контингент?! Я сама незадолго до этого застукала Анжелу в комнате отдыха с женатым неврологом Николаем, в очень даже недвусмысленной позе. И в ее бескорыстные чувства к состоятельному мужчине, годящемуся в дедушки, не верила от слова совсем.
Несколько месяцев после этой нелепой свадьбы мы с отцом не общались, тем более, в клинике я, поступив в интернатуру, больше не работала. К счастью, они с Анжелой купили хоромы в таунхаусе, что избавило меня от необходимости снимать квартиру после развода.
Мы с Тарасом так и не узнали, что произошло у этой сладкой парочки, однако через полгода отец в директивном порядке вызвал нас на встречу. На нейтральной полосе. И огорошил известием, что оформляет клиники и прочее имущество на нас.