Чумные
Шрифт:
Перо и пергамент в каюте были столь же необычным явлением, сколь летающий налим в небе. Но дело было даже не в этом. Сразу после того, как проверил пациента, садится за пергамент, пишет в корабельной каюте при свете жалкой лампадки, при постоянной качке, не снимая маски и перчаток, и все это стоя, это же уму непостижимо! Ученые всегда трепетно относятся к своим трудам, и работа в подобных условиях - оскорбление для великого человека. Внезапно бывший адмирал вспомнил: Филипп делал так каждый день.
– Филипп... Могу я узнать, что вы пишите?
Солт удивился своему голосу, совершенно непохожему на его прежний. Впрочем, он
– Историю болезни.
– Ответил лекарь, не поднимая головы.
– Вы умудрились подхватить новый, никому не известный недуг. Выделить его среди прочих, описав симптомы и характер протекания болезни - мой врачебный долг.
Еще что-то сильно удивило капитана. Но что? Он поймал себя на мысли, что не помнит, кто такой Филипп. Нет, он помнит, что Филипп - придворный врач, его бывший друг. Но чем он занимается? Он алхимик. Или лекарь? Или ученый? Капитан был уверен во всем сразу и ни в чем из этого одновременно.
– Я, кажется, брежу...
– В этот момент лекарь поднял на него взгляд. Увидев легкую улыбку на лице у капитана, он вернулся обратно к пергаменту и чернилам.
– Но я уже перестал понимать, кто вы.
– Вижу, болезнь окончательно вас запутала. Я бы посоветовал вам поспать и набраться сил.
– Ответьте на мой вопрос. Вы лекарь, но готовите свои лекарства на алхимической машине. Теперь ведете записи, как ученый.
Алхимик на мгновение перестал писать и постукал кончиком пера по поверхности стола. Вопросы капитана на секунду сбили его с мысли, и нужное слово никак не приходило на ум снова. Лекарь оставил попытки и повернулся к Солту.
– Капитан, странно, что вы задались этим вопросом через тридцать лет после нашего с вами знакомства.
– Тогда я принимал это как должное. Теперь я только удивляюсь.
– Что ж, лучше поздно, чем никогда.
– Сказал лекарь и тут же вернулся к пергаменту, записав одно-единственное слово. То самое, которое чуть не забыл.
– На самом деле, удивляться нечему.
– Филипп снова сделал паузу и обмакнул перо в остатки чернил.
– Я лекарь, но для того, чтобы эффективно лечить больных, а не кормить их обещаниями, как это делает Церковь, мне приходится совмещать дело лекаря с алхимией, и время от времени систематизировать добытые знания. И для себя, и для других.
Некоторое время оба молчали, и слышался только скрип пера о пергамент. Мысли Солта разбегались и собирались как попало, но теперь они собирались чаще и так, как надо. Видимо, длительные упражнения и попытки размышлений пошли ему на пользу, настроили голову на рабочий лад. Наверное, отсюда такая головная боль...
– Эта болезнь вам неизвестна.
– Сказал Солт после некоторого молчания.
– Неизвестна, хотя симптомы в чем-то схожи с чумой. Многое бывает в первый раз. Не волнуйтесь, мы найдем лекарство, как только пристанем к берегу. И лучше бы нас ничто не задерживало.
Солт не заметил намека лекаря, Заметил бы, не будь он болен, но недуг сковывал разум цепями - все было как во сне, и незначительные детали не имели значения, как и намеки не имели смысла смысла.
– А эта болезнь, насколько все серьезно?
Филипп снова обмакнул перо в чернильницу. Он говорил, делая частые паузы в письме, и делал паузы лишь тогда, когда на пере кончались чернила.
– Лекари обычно не распространяются об этом, тем
Еще один намек, сотый по счету, остался без внимания. Раньше капитан реагировал на них и отвечал отказом, теперь перестал.
– Она вам неизвестна, эта болезнь.
– Сказал Солт несколько севшим голосом.
– Почему вы так уверены, что я встану на ноги? Вдруг она не...
– Нет неизлечимых болезней.
– Резко оборвал его Филипп, жестче, чем обычно.
– Нужно только знать, где искать лекарство.
– А вы знаете?
– Догадываюсь.
– Ответил он чуть менее резко. Потом продолжил, уже спокойным тоном.
– Я начну поиски, как только мы причалим к берегу. И чем скорее я их начну, тем больше у вас шансов.
Долгое молчание. Очередной намек прошел мимо ушей капитана. Филипп решил оставить это неблагодарное занятие. Очень скоро он поставит это вопрос ребром. Скоро, как только закончит записывать.
– Филипп, скажите, насколько все плохо?
– Вы лучше меня знаете свое самочувствие, капитан, на самом деле. Не мне вам говорить, как вы себя чувствуете.
– Я имею в виду, есть ли у меня шансы добраться до берега живым. Очень бы хотелось увидеть...
Он осекся. И тут же вспомнил, что у него есть мысль, которая от него ускользнула, и которую непременно нужно вернуть. Его слова сами сорвались с языка, но он почувствовал, что это нечто большее, чем простая оговорка. Что он хочет там увидеть, что?! Он нутром чувствовал, что снова напал на верный след, вспомнил, что на берегу его что-то ждет. И он должен вспомнить, что хотел сказать Филиппу, чтобы уберечь самого дорого человека на свете... О кого?
Перо замерло в руке алхимика. Несколько секунд он молчал, как бы не веря в то, какой вопрос задал ему Солт.
– Я поражаюсь вашему умению задавать бестактные вопросы, адмирал.
– Заявил Филипп холодным тоном.
– Что сейчас, что десять лет назад. Никакого такта.
Солт спрятал улыбку - всплыли воспоминания и знаменитая фраза придворного лекаря, уже ставшая в кругу высших сословий крылатой.
– Не пытайтесь заговорить зубы отставному адмиралу, Филипп.
– Чуть улыбаясь, ответил ему капитан.
– Тем более такому бестактному, как я. И, прошу вас, не давайте мне ложную надежду. Нет ничего хуже ложной надежды, столько человек умерло из-за нее.
Он замолчал, удивленный своей собственной речью. В последнее время ему редко удавалось говорить длинными предложениями и без ошибок. А как раз сейчас он ошибок не допустил. Вроде бы...
Неожиданно он вспомнил, что хотел сказать еще тогда, когда Филипп зашел к нему в каюту. Мысль всплыла так же внезапно, как исчезла, но теперь это был целый флот мыслей, все те, которые он собрался изложить, и все были чрезвычайно важными. Все это капитан должен рассказать лекарю, пока они снова не провалились в пучину. Солт посмотрел на него. Сейчас он ему точно все расскажет.