Чумные
Шрифт:
И все же, как бы плохо не шли дела в деревне, Филипп старался не нагружать свою подопечную. Правды он от нее не скрывал, как не прекращал поиски лекарства и патрулирования, однако старался избавить ее от видов трупов и умирающих районов. С собой он ее в патрулирование больше не брал, все занятия ограничивались теорией и практикой на алхимических аппаратах. Не было никакой прикладной анатомии, которую изредка получалось практиковать на трупах. Не говорил он ей и о том, что некоторых чумных приходилось убивать. Еще он не говорил ей, что каждый день возвращается в рай, а каждую ночь - в ад. Хотя Ванесса понимала, что в деревне ситуация
Однако одно ощущение, которое постоянно глодало алхимика изнутри, не давало ему полностью отдохнуть дома. Оно изводило его, стачивало нервы, как рой термитов стачивает древесный ствол. Сегодня ночью, когда один чумный набросился на Филиппа, последний сорвался и раскрошил тростью череп безумца, так что голова его стала похожа на худой кошель. Обычно он ограничивался одним ударом в висок, после чего смерть наступала быстро и безболезненно. Однако он сорвался. И причиной тому было беспрерывное чувство страха. Филипп чувствовал, что скоро что-то закончится, что скоро начнется что-то страшное. Он как будто сидел на бочке с порохом, и не знал, когда она взорвется. Он даже не знал, действительно ли в бочке порох. Неведение и постоянный страх изводили его до нервных срывов. И все же ощущение было слишком сильным, слишком настойчивым, слишком реальным, чтобы его просто игнорировать. Филипп не знал, действительно ли в бочке порох, и действительно ли тот готов взорваться. Но он чувствовал, что под задницей у него точно бочка, и он слышал, как шипит подожженный фитиль.
Днем, когда закончились занятия с его подопечной, и завершилось приготовление препарата, очередного возможного лекарства, Филипп собрался спать. Дневной сон вместо ночного давно стал для него обычным делом. В планах у него было проснуться в начале ночи и вновь отправиться на патрулирование. Мысль о предстоящей ночной прогулке по городу мертвых и безумных не вызывала в нем никаких теплых эмоций. Без особого желания, повинуясь скорее необходимости, чем сонливости или усталости, он лег в кровать и попытался заснуть. Для него это не составило никакого труда - перед сном он выпил пахнущий мокрым железом препарат. Ощущение приближающегося кошмара не оставило его, однако теперь оно не помешало заснуть. Филипп и не догадывался, что кошмар уже так близко, всего лишь за границей между реальностью и сном.
В какой-то момент он оказался перед дверью. За ним была Ванесса. Он не видел ее и не оглядывался, он знал, что она за его спиной. Он видел и чувствовал абсолютно все, что происходило в его сне. Так же как он чувствовал, что за дверью находится что-то ужасное, жаждущее его жестокой смерти. Оно пока было далеко, но неумолимо приближалось. Филипп знал, что гротескная масса образов, вселяющая ужас только своим существованием, пока еще далеко. Знал, что можно выбежать из дома и убежать кружным путем, сбежать от смерти.
Он выбежал и побежал через деревья.
Он то и дело оборачивался. Ужасная масса гналась за ним, Филипп не
Мимо него проносились деревья, под ногами хлюпало. Вокруг раздавались яростные крики и гул голосов. Под ногами хищно чавкало болото, вместо воды и грязи в нем было что-то красное. Иногда под ногами хрустело так противно и мерзко, что Филипп вскрикивал. Масса ужаса наседала сзади.
Филипп бежал и не мог убежать. Он бежал, но оставался на месте, хоть и видел, как деревья проносятся мимо. Ужасный Рок нагонял его с каждым мгновением. Лекарь почему-то знал, что остается на месте, что болото с его редкими уродливыми деревцами никогда не кончится, но бежал дальше, хоть им и владело отчаяние.
И все-таки болото кончилось. Оно стало лесом. Лес стал редким кустарником, а потом песчаным берегом. Прямо перед ним была пристань и корабль. Филипп побежал еще быстрее.
Вдруг небо в мгновение ока заволокли тучи, разразился ливень, полыхнула молния. Филипп бежал. Сзади ему в спину дышал Рок.
Тут страшная боль пронзила его правую ногу, раздался хруст кости. Боль пришпилила его ногу к доскам причала, Филипп закричал. Он был уже на трапе...
Когда вдруг молния сверкнула еще раз. Филипп понял, что это вовсе не трап, и перед ним не корабль. "Гордый" уже уплывал в Десилон по волнам, он был слишком далеко, дальше, чем смогла бы выстрелить баллиста.
Филипп был не на трапе, он был на лестнице, ведущей на эшафот. Но вместо виселиц на нем были гигантские колья, концы которых скрывались среди туч. В вышине молнии ударяли в их концы. На них были насажены сотни и тысячи трупов.
Перед лекарем на эшафоте стоял Он. Рок был где-то сзади, он не решался подойти. Рок боялся Его так же сильно, как Филипп боялся Рока.
Внезапно он понял, что Ванесса не бежала рядом с ним. Должна была, но не побежала. Она осталась там, в доме, который уже поглотил Рок. Филипп понял, что Ванесса мертва, и закричал. Он кричал, глядя на палача, на черное переплетение дымных контуров, напоминающих человека только издали, кричал на лицо, скрытое во тьме под балахоном. Кричал от ярости и от горя, умоляя и проклиная.
В руках палача из ниоткуда появился кол в аршин длиной. Филипп снова закричал. Он мотнул головой и увидел, что на эшафоте стоит Ванесса. Палач, сотканный из теней, указал концом кола сначала на девушку, потом на судно за своей спиной.
Филипп пригляделся и увидел, что к кораблю все-таки есть дорога. Тонкая призрачная ниточка протянулась от фрегата к эшафоту.
Палач шагнул к Филиппу.
Ванесса шагнула к тени и схватила рукой кол, отчаянно принялась его уговаривать. Казни меня, не его! Палач только молча покачал головой. Потом указал колом на тонкую ниточку, ведущую от эшафота к кораблю. Это твоя судьба. Не его.
Девушка опустила голову, затряслась от плача. Черная фигура подтолкнула ее к дороге, и девушка пошла по узкой светящейся тропинке, не сопротивляясь. Она шла к кораблю и плакала.
Палач подошел к Филиппу. Вместо глаз у него были два светящихся белым светом растянутых миндалевидных пятна. Лекарь вдруг понял, что ничего страшного с ним не произойдет, что так и должно быть. Палач не был его смертью, Филипп смотрел в его глаза и медленно, постепенно понимал, кто перед ним предстал.
– Ты ей дорог, ты знаешь это, смертный? Ты заменил ей отца.