Чуточка
Шрифт:
Сейчас-то только килька в томатном соусе, сельдь-иваси. Не думал, что настолько удивительна жизнь, что впереди столько открытий! Так через неделю в Загсе перед регистраторшей стоять, а у меня уже ноги подкашиваются, сердце бьется, стучит! Будем же слова друг другу говорить: и в радости и в горе, и в болезни и в здравии, и в богатстве и в бедности мы всегда будем вместе. До самого конца.
Да у меня уже слезы! Да я работать буду на трех работах, лишь бы у Гали все было. Только бы здоровым быть, ничего не вывихнуть, не сломать. А если вывихну?
– Галя, – говорю, – а что если я домой приду без ноги?
– Как это? – не понимает она.
– А вот так! – говорю я. – Попал под машину, под трактор.… Да мало ли?
– Ой, да что ты придумываешь? – смеется Галя.
– А всё может быть, – говорю я. – Позвонят из больницы, скажут, у нас ваш муж, Нерадька Валерий Петрович. У него одна рука теперь, одна нога…
– Ну что ты такое говоришь? – машет руками Галя, а сама в витрины заглядывает.
– Конечно! – говорю я. – А как ты собираешься жить с калекой? Мне не помыться, Галя, не одеться, колбасы себе не отрезать. Хорошо, что хоть в туалет буду сам ходить, на костылях…
– Ну, хватит! – перебивает меня Галя.
– А что хватит? – говорю я. – Что хватит? Это же тебе не насморком переболеть, ни гриппом. Это на всю жизнь, Галя! Нога не вырастет никогда! И на море я с тобой не полечу. Так ты может, одна полетишь? Без меня?
– Валера, – удивляется Галя.
– А что Валера? – говорю я. – Так ты сядешь и полетишь, и мужика себе там найдешь! Будешь с ним в море купаться, на закаты смотреть, на восходы, говорить о прекрасном. А я буду дома сидеть, ждать, когда ты наговоришься!
Я тут же представил, что стою на одной ноге, руки нет, болтается какой-то обрубок, костыли падают, и поднять-то их некому. Да у меня внутри все перевернулось, в глазах защипало. Не могу!
– Да никуда я не поеду, – говорит Галя.
– Так у него, – говорю я, – и зарплата Галя и премия! Это тебе не на пенсию по инвалидности жить! Кофту из мохера ты уже точно себе не купишь, а тебе же и пальто надо с воротником, и полушубок кроличий и сапоги на каблуках!
– Ой, – радуется она, – ты посмотри, какие жакеты завезли, давай зайдем, – она потащила меня за руку.
А мне только на жакеты смотреть! Да я представил свою жизнь без коллектива, без товарищей, Галя на работе, а я сижу целый день дома! Да мне даже в баню не сходить, не попариться! С мужиками в гараже не выпить, разве только к себе их позвать. Картошку не посадить, и уж тем более не выкопать.
Да у меня в груди все сжалось, а все может быть! Сегодня с двумя рукам, а завтра с одной! А если инсульт?
– А если, – говорю, – у меня инсульт случится? Или инфаркт?
– Да сколько можно? – говорит Галя, а сама теребит какие-то перчатки. – Ты здоровый человек, Валера!
– Так я тогда вообще лежать буду, – говорю я, – а это судно надо менять каждые два часа, протирать меня тряпочкой всего, кормить с ложечки, пеленки менять. И так день изо дня, из года в год! – а у меня ком к горлу подкатил.
Как же так? Я же молодой еще совсем, и ничего толком не видел, не посмотрел. И что мне, лежать теперь всю жизнь на кровати?
– Галя! – взываю я к ней. – Сможешь ли ты жить с инвалидом? – я взял ее руку и прижал к своей щеке.
– Валера, – успокаивает она меня, – хорошо, что мы костюм тебе купили, и туфли, а может тебе вместо галстука бабочку надеть?
– Галя! – а мне не верится, что она так спокойно говорит о каких-то злополучных вещах! – Ты понимаешь, что я буду всю жизнь лежать на кровати? Ты уже на море не полетишь, и в кино не сходишь, и ни на какие курсы не запишешься и ничему не научишься! С кем ты меня оставишь?
– Да зачем мне курсы? – говорит Галя, а сама сорочки кружевные перебирает и хоть бы что!
– А уколы? – говорю я срывающимся голосом. – Это же тебе не горчичники Галя ставить. Сможешь ли ты? Не задрожит ли рука?
– Я научусь, – говорит она и трясет передо мной какими-то полотенцами.
– Да я даже к окну не подойду, – говорю я, а у меня внутри все сжимается, – тебе ключ не скину, если ты забудешь… Я тебя на руки никогда не возьму, я не смогу даже обнять тебя, сказать, что я скучал по тебе целый день. Ты это понимаешь? – а меня слезы душат, не могу! – Я буду лежать целыми днями и думать, что ты с кем-то, Галя! Что кто-то другой гладит тебя по волосам…
– Валера!
– И он трогает тебя, да, Галя! – я закрыл лицо руками. – И ты трогаешь его! А в это время я лежу один на кровати, и ты меня ненавидишь, потому что я мешаю тебе быть счастливой. Мешаю быть с тем, кто здоров, кто может, – я схватил полотенце и прижал его к глазам, – может поцеловать тебя….
– Ты мне все настроение испортил, – с досадой говорит Галя. – Я хотела рубашку тебе подобрать, еще думала с пуговицами или под запонки, а ты?
– Ничё не подбирай, – говорю я, кидая полотенце в общую кучу. – Ты будешь ненавидеть меня. Да! – я зло посмотрел на нее. – И тайно от меня ты будешь бегать к нему, чтобы хоть чуть-чуть почувствовать себя женщиной!
– Да, буду бегать, – вдруг говорит Галя. – А что в этом такого?
– Что такого? – а мне не верится, что Галя так спокойно об этом говорит!
– Мне как нормальной здоровой женщине, – продолжает Галя, – нужен мужчина. Тоже нормальный и тоже здоровый. Иди в примерочную, примерь, – она дала мне в руки какую-то рубашку, – мне кажется, что она подходит под мое платье.
– Щас! – говорю я и бросаю эту рубашку ей в лицо. – Ты, значит, бегаешь к здоровому мужику, а я лежу на кровати? Не выйдет! – я посмотрел на нее со всей ненавистью. – Не выйдет!
– Что ты меня позоришь? – шепотом говорит Галя и заталкивает мне в руки рубашку. – Иди в примерочную, и не устраивай мне здесь скандал!