Чувства в клетке

Янова Екатерина

— Не только ты.

Она усмехается горько.

— Постой, — прошу я, — не говори ничего. Дай просто посмотреть на тебя, — снова усмешка кривая. Но взгляд ее немного теплеет. Смотрит на меня прямо. А я узнаю ее, и не узнаю. Изменилась. Сильно. Из черт ушла мягкость, какая-то детская открытость. Взгляд колкий, опасный. Тело фактурное, подтянутое. Хочу коснуться ее, но вижу, что не позволит. А у меня в руках дрожь, так хочу ощутить ее ближе.

Протягиваю руку, хватаю ее пальцы, подношу к губам, целую, зарываюсь лицом в ладонь. Закрываю глаза. Внутри что-то немного

отпускает. Не вырывает руку. Уже хорошо. А воздух вокруг искрит. Между нами напряжение растет. Резко дергаю ее за руку, и прижимаю к груди. Кажется, она не ожидала. Не отталкивает меня, но и не отвечает. Стоит, как скала. Как те каменные стены, которые нас окружают. Но мне все равно. Я зарываюсь в ее волосы, втягиваю запах. Она. Точно она. Хочу ее. Вот так сразу и сходу. Вчера также было, когда ее майку понюхал и член встал. Потому что дурею от нее. А сейчас это концентрированный дурман. Только зря расслабился. В секунду она развернула меня и руку заломила за спину так, что звезды перед глазами пошли.

— Насмотрелся? — резкий шепот в ухо.

— Нет. Мне тебя всегда было мало.

Смеется. Отпускает, отталкивает, отходит на несколько метров, садится на огромный валун у воды. Смотрит на гладь озера. Долго смотрит на воду и молчит, и я молчу, и на нее смотрю. Сейчас она как из камня. Как продолжение этой каменной глыбы. Такая же одинокая, сильная, холодная. Кто же сделал тебя такой? Кто заставил так измениться? Сейчас я понимаю, что она имела в виду, когда говорила, что стала другой. Вспоминая ту веселую девчонку, с которой мы прыгали через костер и, смотря на эту женщину, общего найти ничего нельзя. Сейчас от нее исходит сила и опасность. Но я должен понять, тогда, возможно, и принять смогу.

— Ты обещала мне правду, — решаю я нарушить тишину, — я сделал выбор. Я хочу ее знать.

— Думаешь, готов? — смотрит на меня, как будто сканируя.

— Уверен, — отвечаю я.

— Ты сам так хотел. Что ты знать хочешь? — отворачивается снова к воде.

— Все. Начиная с того вечера. Мой день рождения восемь лет назад. Когда ты убежала. Что дальше было?

— Ты знаешь. Я, как и положено наивной влюбленной дуре, побежала к речке. На наше место.

— Тебя рыбак видел, как ты заходила в воду.

— Да. Захотелось мне освежиться. Проплыла и на берег вернулась. А там меня уже ждали.

— Кто?

— Понятия не имею. Очнулась я уже далеко от того места.

— Где?

— Сначала не знала где. Поняла намного позже. У родственницы твоей. Зухры.

— Б*ять! — знаю я это место. Для чего оно предназначалось. Перевалочный пункт. Туда девчонок свозили. Подготавливали, держали, пока партию готовили.

— Вижу, понимаешь, о чем я. Не только меня туда отправил?

— Я туда никого не отправлял. Но о чем речь, понимаю.

— Сам не отправлял? Не любишь грязную работу?

Уверенно говорит. Все оправдания бледно выглядеть будут. Но молчать я тоже не могу.

— Думаешь, я тебя в расход пустил? Думаешь, специально заманил?

Молчит. Понимаю, что прав. Так и думает. Подхожу ближе.

— Посмотри на меня, — прошу.

— Зачем?

— Я

не врал тебе. И о делах Барона я тогда не знал.

— Когда узнал?

— Не скоро. Он долго скрывал.

Усмехается.

— Не продавал, значит, девчонок. Не знал. А когда узнал?

— Это долгая история. Хочешь, об этом потом поговорим. Но я свои долги, как мог, вернул. До сих пор возвращаю.

— Как? Свечки за здравие ставишь? После того, как в закрытых клубах рабынь имеешь?

— В моих клубах нет рабынь.

— А кто есть? Ш*лавы, которые этого сами хотят? Так, по-вашему, бабы все ш*лавы. Нам так и говорили!

Темнеет в глазах. Значит, продали ее все-таки. Дышать становится трудно. Стоять тоже тяжело. Сажусь на землю, придавленный этой правдой, как гранитной плитой. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Опираюсь спиной о каменную стену. Упираюсь затылком в холодный камень, закрываю глаза.

— Он все-таки продал тебя? Да? — спрашиваю я упавшим голосом.

— Нет.

Смотрю на нее.

— А что тогда? Я его архив нашел, после того, как эту падаль порешили. Там на каждую девчонку данные есть и фото. Но тебя там не было.

Она смеется.

— Не было. Там проданный товар был. Хороший. О бракованных, значит, он сведений не оставлял.

— В смысле? — волосы уже шевелятся на голове.

— В смысле, не все доживали до отправки.

Сглатываю тяжело.

— И? Что он сделал с тобой?

— Он. Ничего. Брак ему был не интересен.

— А кто?

— Зухра. Сука! — говорит она горько, с ненавистью и плохо скрываемой злостью в голосе.

— Что она сделала? — сверлю ее взглядом.

— Она подарила меня. Зачем ей деньги? У нее всего хватало. Ей другие ценности нужны, например, благосклонность влиятельных людей.

Смотрит на меня, снова с этой циничной улыбкой. А в глазах — мрак. Бездна. Зелени не вижу сейчас. Одна темнота. И в душе у меня тоже. Понимаю, что значит это. Спрашивать дальше, сил нет.

Отвожу глаза. Закрываю их. Красная пелена перед глазами. Делаю несколько тяжелых вздохов.

— Кому?

Она называет имя — Мустафа Зариф, и меня чернота захлестывает с головой. Знаю его. Конченый ублюдок. Не могу сидеть. Вскакиваю. Начинаю ходить нервно. Внутри все в ошметки. Как принять это? Как осознать? Потом другая мысль в голову бьет:

— Несколько лет назад его клубы накрыли. Девочек вывезли. Многих домой вернули. Тебя там не было.

— Откуда знаешь?

— Потому что я там был. Я эту операцию пол года готовил.

— Готовил? Переметнулся на другую сторону?

— Я на ней всегда был. Только тебя среди его рабынь не было.

— Конечно, не было. На тот момент я уже принадлежала другому хозяину.

Тяжело это. Как же тяжело.

— Как выбралась?

— Убила его.

— Кого? Нового хозяина?

— Ага. И нового и старого.

— Старого? Мустафу? Он скрылся тогда, сбежал, гад.

— Ага. А я его нашла. Потом. Далеко залез. Но, кто ищет, тот найдет. В ногах у меня ползал. Умолял. Не помогло, — усмехается снова холодно. Цинично.