Чужаки
Шрифт:
Сайлас переночевал под кустом на поле неизвестного фермера, постоянно просыпаясь от ночных шорохов, а утром отправился дальше. Город давно скрылся из виду, но запах гари долетал даже сюда. К середине дня измученный и голодный лорд почти добрался до того места, где спрятал Челнок. Понимая, что если он не съест чего-нибудь, то просто потеряет сознание, он решил повторить свой давешний подвиг и украсть что-нибудь на кухне. Но когда он вошел на небольшой двор, хозяйка как раз развешивала белье. Сайлас собрался было бежать, но женщина, увидев, в каком он плачевном состоянии, всплеснув руками, привела его на кухню, накормила, чем смогла, и налила большую кружку домашнего
— Откуда ж вы в таком состоянии? — спросила наконец хозяйка. — Из Лондона?
— Нет больше Лондона. Почти нет, — мрачно ответил Бонсайт. — Прошлой ночью сгорел Лондон. Но вы не расстраивайтесь, — тут же добавил он, заметив, как огорчилась от его слов хозяйка. — Его скоро снова отстроят, лучше прежнего. И все дома будут каменные!
— Да что вы! — удивилась добрая женщина и на радостях отдала ему кое-что из одежды своего мужа, несмотря на все возражения лорда.
Сердечно простившись с хозяйкой, Бонсайт направился к своему тайнику. Неожиданно он услышал в кустах приглушенное рычание. Как только он достал аппарат, на него набросились. Уклоняясь от клыков, Сайлас, не глядя, передвинул рычаг.
…Он стоял под высокой крепостной стеной. Лил дождь. Ночное небо было сплошь затянуто мрачными тучами. Измученный, как физически, так и душевно, Сайлас упал, где стоял, и уснул мертвым сном.
Его разбудили холодные капли дождя. Он открыл глаза и уставился в серое, хмурое небо. Привстав, он лучше разглядел белые крепостные стены, укрепленные боевыми башнями, мощные ворота в стене, через которые нескончаемым потоком шли люди, одетые совсем не на европейский манер. Лапти, посконные рубахи, подпоясанные веревками, армяки, нечесаные бороды и тусклые, домашнего крашения сарафаны на женщинах. Вдалеке виднелись дымы пожаров. Звучала незнакомая речь. Прислушавшись, Сайлас неожиданно вспомнил рыжего. Когда он говорил на своем языке, слова звучали похоже на те, которые слышал сейчас насквозь промокший лорд.
Он поднялся на ноги, отложил Челнок в сторону, прикрыв его травой, и направился было к крепостным воротам, как неожиданно на него набросились сзади и заломили руки за спину.
— А я те грю — лазутчик! — радостно кто-то сказал по-русски. — Я его еще ночью заприметил, как он под стеной ошивался. Вынюхивал, небось! Здесь его успокоим или к воеводе отведем?
— Известно, к воеводе. Пусть Иван Петрович разбирается, — рассудительно ответил второй голос, принадлежавший, судя по всему, более старшему и более мудрому мужику.
Ничего не понимающий Бонсайт пытался что-то говорить на английском, французском, немецком и других языках, но мужики, которые с изрядным усердием волокли его к воротам, только смеялись.
— Ишь, как квакает! — восхищался молодой веселый мужик. — Самый что ни на есть засланец польский!
Сайлас пытался знаками показать, что не надо его тащить, что он сам пойдет, но его никто не слушал. Так и продвигались они вперед: у лорда руки заломлены назад, ноги волочатся по мокрой траве.
— Дураки! — со злостью сказал он, не надеясь, что его поймут. — Вам же легче было бы!
Больше он ничего не говорил и только, стараясь не обращать внимания на боль в плечах, смотрел по сторонам.
За стенами ему открылся огромный по средневековым меркам город с множеством каменных церквей, деревянными домами с огородами, обнесенными заборами и плетнями. Он увидел большое количество ремесленных мастерских, которые соединялись с жилищами ремесленников, которые,
Один из конвоирующих лорда крестьян что-то нашептал стражнику, стоявшему у входа, тот передал дальше, и через минут двадцать на крыльцо вышел важный мужик, богато одетый, в сафьяновых сапогах, с саблей в изукрашенных ножнах и шапке, отороченной соболем. Судя по тому, с каким почтением все попадали на колени, Сайлас понял, что это «самый главный». Его тоже повалили на землю, но он все же умудрился поднять глаза, чтобы повнимательней разглядеть человека, от которого зависела его дальнейшая судьба.
— Встаньте! — сказал человек. — Ты, — он указал на старшего из пленивших Бонсайта мужиков, — говори!
— Да вот, батюшка воевода, Иван Петрович, шпиена споймали. Под стены ночью приполз, а с утра в город собрался. Тут мы его и повязали. По-нашему не говорит, только что-то по-своему лопочет, а что — не понять. Толмач нужен.
Воевода Шуйский махнул рукой, и через несколько минут на крыльцо вылетел маленький человечек, которого, наверно, вытащили из-за обеденного стола, поскольку он что-то дожевывал на ходу, вытирая масленые губы рукавом кафтана. Человечек низко поклонился воеводе и спросил с сильным рязанским акцентом:
— Здесь я, воевода-батюшка, что надобно?
— Да вот, мужички лазутчика поймали. Надобно допросить.
— А что спрашивать-то? — подобострастно изгибаясь, поинтересовался толмач.
— Ну спроси, кто таков, что здесь делает, зачем в края наши прибыл и так далее.
Толмач старательно перевел, коверкая немецкие слова и так искажая их своим акцентом, что Сайлас с трудом мог его понять. Но, разобрав со второго раза задаваемые вопросы, он немедленно бросился отвечать, пытаясь соорудить на ходу правдоподобную версию. Судя по недоуменному виду переводчика, он был не в состоянии понять быструю, сбивчивую немецкую речь лорда. Видя растерянность маленького человечка, Бонсайт пожалел его и повторил все еще раз гораздо медленнее. Он заодно скорректировал некоторые факты, мучительно стараясь соотнести все его окружающее с определенным историческим периодом, да и вообще понять, в каком, собственно, времени он находится. Все, что он мог сообразить, заключалось в том, что он в Древней Руси, что начинается какая-то война, поскольку местные жители стремятся укрыться внутри крепости. Поэтому он отвечал, насколько мог, уклончиво, пытаясь одновременно вытянуть какие-нибудь конкретные факты из собеседника.
— Меня зовут Сайлас Бонсайт. Я английский купец. Прибыл с торговым кораблем и богатыми товарами в Дерпт. Отправился торговать. По пути на меня напали какие-то люди, ограбили, раздели и бросили на дороге. Они оставили мне эту одежду. Я надел ее и пошел, надеясь найти помощь. Так я дошел до вашего города и заночевал под его стенами. Я не делал ничего плохого. Не будете ли вы столь любезны сообщить мне, какой сегодня день и что это за город?
Он был вынужден еще несколько раз повторить отдельные фразы из своего спича, прежде чем толмач уразумел все, что Сайлас имел ему сказать.