Чужая беременная
Шрифт:
Дел навалилось столько, что Марусю Михаил видел только пару раз, издалека. В первой половине дня она копалась в огороде, выравнивая грядки. Интересно, что сажать задумала? Потом ходила куда-то в деревню, а после обеда вроде бы из дома и не выглядывала.
Встретились они вечером, у забора, когда Михаил принес молоко.
— Как настроение? — спросил он.
Маруся светилась радостью, от вчерашних слез не осталось и следа.
— Заключила договор на перевод, — сообщила она. — Гонорар хороший.
— А чувствуешь себя
— Завтра Николя обещал приехать. Спасибо, Миш, я побегу. Работать надо.
Вот и поговорили. Впрочем, Михаил только порадовался, что у соседки все хорошо.
— Ой, Миш, погоди!
Неугомонная Маруська неслась обратно.
— Чего?
— Дуся твоя весь день спит у меня на терраске. Ничего?
— Дуся — сама по себе кошка, я говорил. Пусть спит, где хочет.
— А чем ты ее кормишь?
— Жрать захочет — домой придет.
— Да я угостить просто хочу, а то неудобно как-то.
Неудобно. Перед кошкой Дуськой. А что обещанного пирога с вишней он как-то не наблюдает — это удобно.
— Она мясо любит, любое. А молока не наливай, желудок у нее расстроится.
— Ага… Миша, подожди! Я еще забыла! Стой здесь.
Он постоит, чего б не постоять.
— Маруся, не беги ты так, — крикнул он ей вслед. — Подожду, не суетись.
Он не сразу сообразил, зачем она тащит ему тазик. Небольшой такой тазик, но вместительный, покрытый чистым полотенцем.
— Вот! Теплые еще.
Он заглянул под полотенце и чуть не подавился слюной — целый тазик жареных пирожков!
— С вишней? — спросил он зачем-то.
— Ага, — гордо кивнула Маруся. — Все, теперь точно работать.
Михаил смотрел ей вслед, пока не хлопнула дверь на терраске.
Николя приехал утром, но обрадоваться Маша не успела. Настроение у него было смурное, и она сразу заподозрила неладное.
— Как ты тут, рыбка моя? — Николя обнял ее и поцеловал в щеку.
— Хорошо. Пью козье молоко, занимаюсь переводом. Поедем за саженцами и цветами?
— Нет, Машуль. Поедем в Москву. Собирай вещи.
— Тебя, случайно, матушка не покусала? — рассердилась Маша. — Или, может, Толик? Не поеду я!
— Маш, иначе — никак…
— Для начала попробуй объяснить, отчего я должна возвращаться.
— Мне самому неудобно, что так получилось, поверь. — Николя вздохнул и присел за стол. Маша подвинула к нему тарелку с оладьями, которые нажарила утром. — В общем, я не смогу приезжать к тебе, привозить продукты и все необходимое, поэтому не могу тебя тут оставить. Я, Машуль, контракт подписал. От таких предложений не отказываются. Выступления в Нью-Йорке, пока на месяц, но с перспективой на длительный срок.
— Ух ты! — обрадовалась Маша. — Я тебя поздравляю! Только почему я не могу тут остаться?
— Спасибо. Потому что, рыба моя, я не могу бросить тебя одну в глухомани. Поживешь в моей квартире.
— А мне тут спокойнее, — возразила Маша.
— Давай рассуждать здраво… — Николя умял оладушек и не заметил этого. — Машины у тебя нет, водить ты не умеешь. До автобуса километр пехом. Поднимать тяжести тебе нельзя. К врачу никто не отвезет, скорой тут сутки можно дожидаться. Ты хочешь, чтобы я поседел раньше времени? Я вообще предпочел бы жениться на тебе и увезти с собой в Америку.
— Это мы уже обсуждали, — отрезала Маша. — Ты там, может, быстрее себе пару найдешь, так что никаких женитьб. Тем более, мне еще с Толиком разводится, а он, скотина такая, может потребовать опеку над ребенком.
Николя как-то странно перекосило. Наверное, злится, что она не хочет уезжать.
— Тем более! Нужно тебя подальше увозить. Да и разводиться в Москве удобнее, — упрямо настаивал он.
— За мной Миша присмотрит, — выдвинула свой последний аргумент Маша.
— К-какой Миша? — Николя подавился оладушком.
— Сосед, с которым ты подрался. Михаил.
— А-а-а… — Николя выдохнул. — Нет, этот не станет. Да я тебя ему и не доверю.
— Чего это? — обиделась за соседа Маша. — Он мне молоко носит, между прочим. И в город предлагал отвезти.
— А жениться не предлагал?
Маша недоуменно заморгала. Если бы она не знала, что Николя — гей, то решила бы, что он ревнует.
— Коль, ну ты чего? — Она накрыла его кисть ладонью. — Мне здесь, правда, лучше. Мои уже и сюда добрались, но есть надежда, что далеко ездить каждый день они не смогут, а в Москве вынос мозга мне обеспечен. И потом, Миша сам…
— Маша! — Николя перехватил ее руку, сжал в своих ладонях. — Маша, а ведь я тебе даже не секс предлагаю. Тихую и спокойную жизнь, заботу о тебе и ребенке. И ничего не прошу взамен. А ты мне твердишь о соседе, которого знаешь три дня.
Николя пугал. Маша никогда не видела его таким. Или не замечала, как темнеют его глаза, когда он злится? Как желваки гуляют по скулам. Какой пронзительный у него взгляд — прожигающий насквозь, заставляющий нервничать.
— Коля, я слишком тебя ценю, как друга, чтобы испортить наши отношения семейным бытом, — спокойно ответила она. — У тебя свои потребности, а я, возможно, еще встречу мужчину, которого полюблю. Зачем портить друг другу жизнь, если можно просто дружить?
— А если я не гей? — Он вдруг откинулся назад, облокотившись о стену. — Если я притворялся, чтобы быть рядом с тобой? Потому что ты выбрала этого урода Толика в мужья?
— Неудачная шутка… — Маша почувствовала тошноту. — Ох, прости…
Она убежала в ванную, а когда вернулась, Николя задумчиво поедал оладьи, макая их в миску со сметаной.
— Коль, ты же пошутил? — спросила она.
— Ага, — согласился он. — Прости, Машуль. Как-то мне не по себе от мысли оставлять тебя на попечении соседа.