Чужая боль
Шрифт:
И так мне обидно стало за эту «наездницу», ну прямо стащила бы ее своими руками, встряхнула и спросила: «Ты, милая, о девичьем достоинстве и скромности когда-нибудь слыхивала! Или для тебя это звук пустой!».
— Ну, это что, подумаешь! — подзадорил жену Василий Спиридонович.
— А вот и надо подумать! Надо! — возмущенно воскликнула она и покраснела. — Научить их знать себе цену! Мне ребята наши, старшеклассники, однажды на вечере доверительно рассказывали: «Знаете, Надежда Ивановна, какой девушка тон задает, такой мы и поддерживаем… Сразу определяем, что можно, а чего нельзя…» Или, — вызывающе посмотрела Надежда Ивановна на мужа, — нет такого понятия — девичья гордость!
И тогда, решив, что наступил его черед, взял слово Василий Спиридонович. По тому, как он прокашлялся, как разгладил короткие зеленовато-седые усы, я определил, что рассказ будет с лирическими отступлениями и размышлениями, которые я особенно любил.
— Вот вы говорите «девичья гордость», — посмотрел он на меня, словно именно я начал этот спор. — Не знаю… Может быть, правильнее речь вести просто о человеческой гордости, а может быть, и есть она — гордость девичья… Во всяком случае, я понимаю ее как самоуважение девушки, как умение ее держать себя с достоинством, сдержанно, не давать себя в обиду… Та гордость, что не разрешает, скажем, вешаться на шею, даже если человек тебе очень нравится… Если позволите, я расскажу вам одну невыдуманную историю. Так сказать, проиллюстрирую наш разговор.
Василий Спиридонович нацелился на меня седыми кустистыми бровями и продолжал:
— Среди многочисленных моих учеников было двое; Леночка Сапухина и Николай Рязанов. К моменту окончания средней школы Леночка превратилась в стройную красавицу со смоляными бровями, с милой, вдруг вспыхивающей улыбкой…
Что-то было в этой девушке такое, что не разрешало ребятам сказать при ней грубое слово, двусмысленность. Просто никто не мог бы себе представить подобной вольности. И когда еще в девятом классе один наш ловелас в шутку попытался обнять ее, она поглядела на него спокойно, но так, что он залепетал несусветное и отступил на совершенно неподготовленные позиции.
Она вовсе не была гордячкой, недотрогой или маменькиной дочкой. Леночка умела и дружить, и шумно повеселиться, была участницей всех школьных комсомольских дел. Но, понимаете, ее никогда не покидало драгоценное чувство человеческого достоинства. Я бы сказал, она крепко дорожила своей честью и даже в малом не давала себя в обиду.
К выпускному вечеру выяснилось, что Лена из всех ребят отдает предпочтение Николаю Рязанову.
Был Рязанов приметным парнем — спортсмен, артист школьного драмкружка, мотоциклист. Из себя видный: высокий, с каштановым чубом, серыми самоуверенными глазами. Все у него спорилось, и если близких друзей он не имел, то в приятелях у него полшколы ходило. Я бы не сказал, что было в нем хвастливое фазанье чванство, нет, но щегольнуть парень любил: шелковой маечкой, складкой брюк, лихим подъездом к школе на мотоцикле — знай, мол, наших!
Лена, окончив после школы курсы медсестер, стала работать в районной больнице, а Николай, тоже после курсов, — слесарем в эм-тэ-эс. Встречи их продолжались, а отношения, по моим наблюдениям, приобрели еще большую серьезность.
Но вот пришел срок Николаю идти в армию. Ну-с, прощание, расставание, клятвы верности, сердечный договор о том, что, когда Николай отслужит и вернется, они поженятся. Уехал.
В глазах Лены появился устойчивый суховатый блеск — свидетельство решимости ждать любимого, сколько бы ни понадобилось.
Переписка была сначала бурной, письма лились широким потоком, одно письмо нежнее другого. Потом струя стала тоньше, прерывистей и наконец совсем иссякла. А на третьем году разлуки Лена получила письмо; «Не сердись на меня, я женился, а ты свободна от своего слова».
Девушка очень тяжело пережила эту весть. За два года разлуки она ни с кем, кто пытался ухаживать за ней, а таких было немало, даже в кино не ходила. Все с подружками. Колю своего ждала. И даже Андрея Ступакова, что с полгода как демобилизовался, мягко отвергла, хотя был он ей симпатичен.
…Василий Спиридонович помолчал, разминая папиросу.
За окном ливень сбивал с тополей пух, и при ярких вспышках молний было видно, как летят на землю пропитанные влагой хлопья, собираются белыми комьями.
— Прошло еще несколько месяцев, — продолжал Василий Спиридонович, — и в станицу возвратился Николай Рязанов с молодой женой. Хорошенькая такая куколка, но какая-то испуганная, все словно прислушивалась и ждала чего-то боязливо.
А Николай раздался в плечах, стал еще виднее, но был хмур, неразговорчив и раздражителен. Скоро поступил в эр-тэ-эс слесарем. Работник он хороший, к празднику на Доску почета попал… Однако всем было видно, что с семейной жизнью у него не ладится.
Никто не удивился, когда через полгода развелся он с женой — мол, характерами не сошлись, — но все осуждали этот его поступок.
Когда же вдруг во дворе Лены появились сваты Николая, станица насторожилась, ожидая, чем все это окончится. Так вот, сваты… Ну, какие там в наше время сваты! Просто, знаете, сохранилось это еще от древнего обычая — представительство, так сказать, из защитников интересов жениха.
Лены не было дома, когда сваты пришли, — уехала в город за медикаментами. Отца же ее и мать — колхозники они — визит этот поверг в смятение. Лена, возвратившись из города и услышав от матери рассказ о сватах и нерешительный вздох ее: «Может, доченька, счастье к тебе возвернулось, ты так сплеча не руби…», — побелела и, ни слова не сказав, быстро ушла в свою комнату.
До поздней ночи горел там свет, и мать слышала шаги дочери и — чудилось то матери или нет — сдержанные рыдания.
А наутро Лена вышла словно бы успокоенная, отправилась на работу.
К вечеру снова пришли сваты, на этот раз с женихом. Один-то он, видно, не осмеливался… Николай бодрился, старался держать себя непринужденно, но в глазах его мелькало беспокойство.
Лена вышла к гостям еще бледнее прежнего — ни кровинки в лице, — но спокойная такая. Величаво, низко поклонилась сватам: «Спасибо за честь… За хлопоты…»
Николай облегченно вздохнул, на губах его заиграла довольная улыбка.
А девушка к нему:
— Только я так решила… Выйду за Андрея Ступакова… Поживем… посмотрим… Если характерами не сойдемся — к тебе приду.
И снова поклонилась, теперь уже Николаю:
— Благодарствую.
Лицо у Николая пошло пятнами, он выскочил из хаты, а сваты, недоуменно переглядываясь, двинулись за ним.
— Ну, и вышла она замуж за Андрея! — после долгого молчания спросил я Василия Спиридоновича.