Чужая душа - потёмки
Шрифт:
Остальные маги боролись с нечистью, религией и местными властями обычными методами. Все поголовно умные, великие и неповторимые. Видимо, иных из истории вычёркивали, то есть подавляющее большинство. Оно и понятно: какой пример может подать молодёжи обычный деревенский колдун? Что у него за жизнь? Так, одна рутина.
Видимо, беременная женщина в рядах студентов — явление редкое. На меня косились — я улыбалась в ответ. Ну, не виновата я, что не сроднилась с половником, а муж-гад наградил подарком. Ничего, зато ребёнок умным вырастет: слышала, что они там тоже что-то понимают. Даже если нет, умной стану я одна, хотя
Со скуки рассматривала лица, пытаясь понять, кто откуда. У некоторых были характерные черты южан — выдающийся подбородок. У других — волосы особым образом заплетены. У меня глаз намётанный: натренировалась на ярмарке. Иногда полезно: с товаром не обманут. Продаёт, скажем, какой-то купец ткань, выдаёт за первый сорт собственного производства, — а сам златорец-златорцем. В Златории таких не ткут — вот и попался на вранье, цену сразу сбил.
Потом наконец студентов начали строить по факультетам. Декан выкрикивал имена, вызывая счастливчиков. Делал это медленно, со вкусом, зачем-то заглядывая каждому в глаза.
Цепочка из счастливых и гордых мордашек тянулась к крыльцу, получать студенческие значки. Я не торопилась: на всех хватит.
Внезапно раздался резкий хлопок, и двор Академии заволокло едким туманом.
Кто-то пронзительно завизжал, и толпа кинулась врассыпную, грозя снести ограду.
Обхватив живот руками, молилась, чтобы не задавало и не сломались каблуки. Если упаду — это конец. Глаза слезились, горло резало наждаком.
— Стоять! — разнёсся над двором властный голос госпожи Осунты. — Всем оставаться на своих местах и не малодушничать.
Легко сказать, когда там, где предположительно стоял ректор, снова что-то полыхнуло, прорвавшись сквозь сгущающийся чёрный дым. Теперь я понимала, что это вовсе не туман.
Барабанные перепонки грозили лопнуть от новых взрывов.
Закашлявшись, воспользовавшись тем, что никто никуда не бежит, а жмётся в группки и дрожит, бухнулась на землю и сняла туфли. Тут, к слову, дышалось легче. Это поняли многие, пластом растянувшись кто на траве, кто на булыжниках. Я тоже предпочла лечь и со страхом наблюдать за пляской шаровых молний, с шипением носившихся взад-вперёд над нашими головами.
Сердце ушло в пятки, на миг показалось, что вот она, смерть.
Они были так низко и так страшно взрывались, раздирая дым-туман в клочья.
Ко мне подполз Лаэрт, прижал к себе, принялся что-то объяснять, но я не слушала. Меня колотило, а ребёнок в животе тоже испуганно ворочался. Ничего, всё будет хорошо, тут полно магов… Хотелось бы верить, только вера держалась на одном честном слове.
Заметила, что многие снова закрыли глаза. Я решила, что не стоит, а то пропущу, как какой-нибудь шарик (так, чтобы не было так страшно, называла молнии) угодит мне в голову. Беззастенчиво прижалась к Лаэрту и наконец смогла нормально воспринимать то, что происходит. Видимо, просто привыкла к свисту и взрывам.
— Это магия, — шепнул Лаэрт. — Кто-то пытался убить ректора, а сейчас с ним воюют преподаватели.
В голове не укладывалось! Чтобы в тихом Вышграде кто-то покушался на жизнь мага. Да ещё в Академии… Куда катится мир?! А ведь так и не скажешь…
Наверное, я задала самый глупый вопрос на свете:
— А кому это понадобилось?
Эльф пожал плечами: он понятия не имел.
Небо неожиданно
Звенящую тишину нарушил чей-то тонкий крик: 'Мама!'. Признаться, я бы тоже закричала, если б оказалась в первых рядах. Берёгший мою хрупкую психику Лаэрт попытался воспрепятствовать установления причины девичьего испуга, но я решительно скинула его руку и поднялась на ноги.
Зрелище было отменное, но не рвало, как ту брюнетку с косой. Ну да, кровь, ну да, много. И так, по мелочи — окна разбиты, дверь с петель сорвало. Конечно, мелочи, потому что дело наживное, а вот человеческие жизни…
Повинуясь внутреннему желанию, пошла туда, где ещё пять (десять, пятнадцать, полчаса?) минут назад раздавали студенческие значки. Одна из немногих, к слову, кто не рыдал, а горел желанием помочь. Попутно вспоминала, что и как надлежит перевязывать — на это я способна.
Каблуки мешали, поэтому сняла туфли и отдала следовавшему за мной, как тень, Лаэрту. Брусчатка и тонкие чулки не лучший вариант, но зато точно не навернусь. Осколки стекла я обойду, а неудобства потерплю. Да и какие, собственно, неудобства, если я эти треклятые туфли всё это время снять мечтала?
Внезапно остановилась, прижав ладонь ко рту. Там, у парадного входа в Академию бродило нечто. Абсолютно чёрное, с яркими белыми белками глаз и то ли волосами торчком, то ли ивняком на голове. Есть ли на этом нечто одежда, я не поняла, но кровь точно имелась.
Существо склонилось над чем-то или кем-то на пороге.
— Эдвин, — устало протянуло оно, — хоть вы воды принесите.
Только по голосу я признала Осунту. Осунту Тшольке, магистра боевой магии, как представил её Лаэрт. Странно, но в Академии именно эта женщина считалась сильнейшим специалистом плетения 'кружев смерти' и обучала страшным премудростям мужчин. Поговаривали, что даже ректор, тот самый магистр Айв, сжалившийся надо мной на экзаменах, уступит ей в поединке. Зато, несомненно, превосходил в другом, — воспитанности и выдержке. И очень любил жизнь.
К счастью, наш ректор пережил этот кошмар, и вся эта кровь была не его. Подойдя ближе, я увидела его, лежащего на обуглившихся камнях. Да-да, я не ошиблась: крыльцо не покрылось сажей, а обуглилось, будто на него дыхнул дракон.
Госпожа Осунта сидела рядом, положив голову магистра Айва себе на колени, и сосредоточенно водила над его лицом руками.
Эдвином оказался сухопарый, напоминавший аристократа, шатен с небольшой элегантной бородкой и такими же усами. Двигался он со странной, животной грацией. Или вовсе не двигался, а струился сквозь воздух, будто перетекая из одного места в другое. Как заворожённая, я смотрела на него. Понимала, что выгляжу глупо, привлекаю внимание, но ничего не могла поделать. Нет, это было не как с Хендриком или Лаэртом, тут я прельстилась не внешностью (признаться, не рассмотрела толком), не в мужчине было дело, а в чём-то таком, завораживающем. Наверное, он мастер внушений: запросто очарует любого.