Чужая игра
Шрифт:
Мы вошли в дверь деревянной перегородки — и оказались в кабине лифта, который стал опускаться.
Когда дверь лифта открылась, перед нами появился длинный коридор с кафельными полами. По сторонам коридора виднелись двери.
Возле одной из них стоял часовой с автоматом.
— Нам сюда.
Латышев кивнул часовому, и тот молча отстранился.
Комната, куда мы вошли, была достаточно просторна и хорошо освещена. Она напоминала кабинет директора небольшого предприятия: шкафы с какими-то книгами, сейф, стол для совещаний, десятка два стульев, селекторный аппарат, кресло-вертушка хозяина, на стене радиоприемник и две ширпотребовские картины.
На полу лежал голубовато-серый ковер в «официальном» исполнении — с краснозвездной каймой.
За столом, в кресле, сидел немолодой мужчина с волевым худощавым лицом. Его тяжелый немигающий взгляд, казалось, проникал в мозги.
У меня даже озноб пробежал между лопаток…
— Здравствуйте, Виктор Егорович, — почтительно приветствовал его Латышев.
— Здравствуй, Николай Иванович. Это он? — Мужчина снова посмотрел на меня.
Черт возьми, я его просто боюсь! Ну нет, так дело не пойдет. Что это за игры?
И вообще — куда я попал?
— Он, — коротко ответил я и сел, не дожидаясь приглашения. — Разрешите представиться — майор Ведерников. Кто вы и что вам от меня нужно?
— Смел и дерзок.
Что-то похожее на насмешку мелькнуло в темных глазах Виктора Егоровича. И снова утонуло в неподвижной глубине зрачков.
— Это хорошо. Сработаемся, — сказал он с удовлетворением.
— Сработаемся? — Я и впрямь был удивлен дальше некуда. — Как это понимать? Я уже работаю. И рапорт о переводе… уж не знаю куда — не подавал.
— Присаживайся, Николай Иванович. Что-нибудь выпьешь?
Казалось, на мои слова Виктор Егорович вовсе не обратил внимания.
— Если можно, кофе.
— Нет проблем. И коньяк. Не возражаешь?
— С удовольствием, спасибо.
Виктор Егорович включил селектор и отдал соответствующее распоряжение.
Наверное, все было подготовлено заранее, потому что буквально через десять секунд дверь отворилась, и в комнату вошел стройный, подтянутый офицер в чине капитана с подносом в руках.
— Разрешите, товарищ полковник! — обратился он к Виктору Егоровичу.
Виктор Егорович молча кивнул, и капитан начал сноровисто сервировать стол. Видно было, что этим делом он занимается не впервые.
«Штабная крыса…» — подумал я неприязненно. И вспомнил Афган, где таких паркетных шаркунов тоже хватало.
Это были в основном сынки больших начальников, приезжавшие в Афганистан за званиями и орденами. А некоторые из них — особо ушлые — сумели набить еще и свои карманы.
В Союз награбленные в горных кишлаках ценности, дорогие ковры ручной работы и даже наркотики они отправляли в гробах. Знали, мерзавцы, что «груз 200» проверять не будут…
Козырнув, офицер вышел.
Виктор Егорович с удовольствием понюхал янтарную жидкость в хрустальном лафитнике и сказал:
— Ваше здоровье…
Одним махом опрокинув в рот довольно вместительную рюмку, он с удовольствием запил спиртное глотком кофе.
— Рад тебя видеть, Николай Иванович, в полном здравии.
— Взаимно, — улыбнулся Латышев.
Я решил последовать примеру Виктора Егоровича. Мои нервы были напряжены, как перетянутые струны, и пятьдесят граммов коньяка для поддержки тонуса не помешают.
Кофе явно варил знаток своего дела; напиток был ароматный, густой и достаточно крепкий.
— Майор, я обещал предоставить вам полную информацию по вашему расследованию, — сказал Латышев, когда я допил свой кофе.
Он вопросительно посмотрел на Виктора Егоровича; тот с одобрением кивнул.
— Есть только одна проблема…
— В этом деле у нас сплошные проблемы… — буркнул я. — И как ее разрешить?
— Дать подписку о неразглашении, — ответил за Латышева Виктор Егорович.
— Если нужно… — Я независимо пожал плечами. А куда денешься?
— Нужно и важно, — отрезал Виктор Егорович. — Прочитайте. Если согласны — поставьте подпись.
Меня так и подмывало спросить: «А если не согласен?»
Но я вовремя прикусил язык. Похоже, я попал в очень серьезную контору, где такие шутки не в чести.
Я прочитал почти стандартный текст подписки. Почти стандартный…
Вот только санкции, в случае если я «отвяжу» язык, были, на мой взгляд, чрезвычайными и очень жесткими.
— Да, — подтвердил Латышев, когда я поднял глаза от бумаги.
— Слишком много положено на весы, чтобы либеральничать, если кто-то разгласит наработанные по делу материалы, — сказал Виктор Егорович.
Отступать мне было некуда, и я без лишних разговоров — чтобы не потерять лицо, как говорят японцы, — подмахнул бумаженцию, здорово попахивающую могилой.
— Кто вы? — прямо спросил я Виктора Егоровича.
Раз уж я подписал такую бумагу, то должен знать хотя бы, с кем имею дело; это для начала.
— Военная разведка.
Ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице, будто он только что сказал какую-то банальность, а не назвал организацию настолько засекреченную, что о ней даже среди профессионалов ходили легенды.
Похоже, Серега, ты влип по самое некуда…
Я, конечно, до конца не верил книжонкам перебежчиков, бывших сотрудников ГРУ, — предатель, он и есть предатель, в какие одежды его ни ряди, и, чтобы оправдать свое грехопадение, он будет лить грязь на кого угодно.