Чужая луна
Шрифт:
— А разве они еще не начались?
— Нужно соблюсти все формальности. Зафиксировать все на бумаге. Покажу вам карту местности, где намереваемся разместить лагерь. Хорошее место, совсем близко от города. Вам понравится.
— Все формальности можно соблюсти и позже, — сказал Кутепов. — А что касается карты… Коль это близко, не лучше ли сейчас же отправиться на местность и, как говорят в России, потоптать ее ногами?
— Вы думаете? — обескураженно спросил Томассен и, немного помедлив, обернулся к своим зуавам, что-то сказал им по-арабски. Щелкнув каблуками, один из них удалился. И уже вскоре, буквально
Кутепов посмотрел на лошадок, перевел взгляд на Томассена:
— Не обессудьте, подполковник. Но мы снова перейдем на русский. Так нам легче обсудить некоторые наши внутренние проблемы.
— Не возражаю.
— Не будем терять время, Владимир Константинович. Возвращайтесь в порт и начинайте разгрузку, — сказал Кутепов Витковскому. — Ни на что хорошее надеяться не приходится. Не занятых в деле солдат и беженцев отправляйте сюда, в караван-сараи. До ночи еще есть время, чтобы разместить всех под крышей. А с утра начнем строить лагерь, если, конечно, нас удовлетворит предлагаемое ими место. Нет — найдем иное.
— Лучше бы, конечно, в самом городе, — сказал Витковский.
— Десятитысячный городок будет не в состоянии вместить в себя еще двадцать шесть тысяч. Он не приспособлен для такого количества людей. Но и это не главное.
— Тогда что же?
— В городе мы не сможем вернуться к строгой воинской дисциплине. А без нее корпус может превратиться в некую запорожскую вольницу.
— Печальное пророчество, — вздохнул Витковский.
— К сожалению, это жестокая реальность.
Витковский вернулся в порт. Томассен взялся сопровождать Кутепова.
Сразу за городскими развалинами потянулись унылые пустыри. Они были совершенно не обжиты: ни садов, ни огородов, не было даже деревянных пастушьих убежищ от непогоды — ничего. Мокрое, чавкающее под копытами лошадей пустынное пространство, устланное иссохшей в жаркие дни полынью, чебрецом и другими незнакомыми Кутепову травами. Редкими крохотными островками гляделись на равнине растерявшие листву низкорослые кустарники. Где-то совсем неподалеку неторопливо покачивал свои воды пролив, но его отсюда не было видно, он лишь угадывался по снующими над ним сварливыми чайками.
Унылая и печальная равнина.
Вскоре они выехали на едва заметный пригорок.
— Отсюда будет замечательно виден весь ваш лагерь, — указал Томассен перед собой.
Но там, куда указывал Томассен, было все тоже, такой же кладбищенский пейзаж.
Взгляд Кутепова задержался на словно высаженной садовником ровной полоске кустарника.
— Что там? — указал Кутепов.
— Речка. Точнее, речушка, ручеек, — пояснил Томассен. — Говорят, зачастую летом она пересыхает. Но, будем надеяться, вам повезет.
— Река, речка, ручеек, — хмыкнул Кутепов. — Если это речка, у нее должно быть название.
— Совершенно верно, — Томассен обернулся к сопровождающему их зуаву, о чем-то его спросил.
— Он говорит, турки называют ее Бююк-Дере. Но что это означает, он не знает.
Они подъехали к берегу речушки, слезли с коней. И зуав тут же повел их поить. Кони, отфыркиваясь, пили воду.
— Пресная, — сказал Томассен. — Вашим солдатам хватит на все их нужды.
Речушка была веселая, говорливая. Все ее дно было усеяно
Этот ручей был, пожалуй, тем единственным греющим сердце впечатлением от поездки Кутепова к будущему лагерю. Хоть одна проблема из множества — снабжение лагеря пресной водой — решалась безо всякого труда. Остальные предстояло решать, прилагая неимоверные усилия.
Рассматривая раскинувшуюся перед ним долину, Кутепов почему-то вспомнил героя его давней юности Робинзона Крузо. Разве знал он, ступив на необитаемый остров, какие трудности ему предстоит преодолеть? Но он был один и отвечал только за себя. Под командованием Кутепова было двадцать шесть тысяч таких робинзонов, за которых он отвечал. Перед ним простиралась скучная безжизненная долина и, как некий подарок судьбы, весело звенела и журчала, вселяя уверенность, торопливая речка с пресной водой.
Глава девятая
После отплытия «Херсона» и «Саратова» в Галлиполи Врангель нервничал. Собственно, он нервничал с тех самых пор, как эскадра бросила якоря в заливе Мод возле Константинополя и частично у Принцевых островов. Не было дня, чтобы он не ощутил недружественное отношение французской оккупационной администрации к его армии и в какой-то степени и к нему самому.
Во время переговоров с французами там, в Крыму, в тяжелые дни отступления, никогда, ни разу не возникли разговоры о том, что после эвакуации его армия должна будет находиться в подчинении у французов. Эти разговоры возникли только здесь, в Константинополе. А это настойчивое желание отобрать у них оружие? А попытки раздробить армию и разбросать ее мелкими беспомощными, не имеющими возможности постоять за себя, подразделениями в разные, удаленные друг от друга места оккупированной французами турецкой территории?
Какие еще планы вынашивали французы, чтобы раздробить и затем уничтожить русскую армию? Врангель подумал, что это может проявиться в Галлиполи, едва «Херсон» и «Саратов» прибудут туда.
А между тем прошло уже едва ли не двое суток, как транспорты прибыли в Галлиполи, но от Кутепова все еще не было никаких вестей.
Врангель не терпел ожиданий. Неизвестность изматывала его даже больше, чем неудачи в боях. При поражениях приходилось сосредотачиваться, собираться с силами, производить какие-то действия. Ожидание же — это тупая, растворенная в неизвестности, тишина, съедающая секунды, минуты и часы и без того короткой жизни.
С возрастом он научился бороться с ожиданием. Потраченное на него время, считал он, лучше использовать на действия.
В полдень он вызвал к себе капитана «Лукулла» и велел ему поднимать якоря.
— Куда? — спросил капитан.
— В Галлиполи.
— Но французы меня предупредили, что для выхода в Мраморное море необходимо получить разрешение оккупационных властей.
— Черт знает что! — вспылил Врангель. — Они пытаются также не выпускать меня на берег. Говорят, во избежание каких-либо неприятностей, я могу иногда погулять где-нибудь за городом, и лучше в штатском платье. Эдаким Рокамболем! — и добавил: — Но оказывается, что я и плыть на своей яхте никуда не могу?