Чужая планета
Шрифт:
От жары, пыли и непрекращающегося грохота у него мутилось в голове. Язык и нёбо пересохли, он с трудом сглотнул. У него было ощущение, будто он однажды уже видел все это на Земле: горящие рушащиеся здания, перебегающие темные фигурки, огненные вспышки рвущихся мин и снарядов. Это было в кино. В кинотеатре «Хроника» в Москве, на Сретенке, где показывали документальный фильм о войне в Алжире…
Седой айтс толкнул пулеметчика в спину.
— Стреляйте!
Тот поднял веснушчатое потное лицо.
— Чем?
Он показал подбородком на дуло пулемета. Под ажурным кожухом оно было
В поле зрения Алексея появилось новое лицо. Довольно плотный житель, обнаженный до пояса, пытался пробраться через площадь, держа направление на Подгород. Не собираясь, видимо, примкнуть к своим сражающимся собратьям, он несколькими прыжками пересек пространство, простреливаемое из подвала, отмахнулся от окликнувших его со стороны жителей, присел за грудой развалин, переждал, пока просвистят осколки, и бросился к стене того дома, на крыше которого лежал Алексей.
Космонавт узнал его.
Это был Нуагаун. Очевидно, заброшенный событиями этой ночи куда-то к ракетодрому, он спешил теперь к своим родным. Алексей не сомневался, что скромный молчаливый житель несет сейчас с собой все заработанные им жетоны.
Седеющий айтс тоже наблюдал за жителем. Он подполз ближе к краю крыши.
Этого уже нельзя было выдержать. Алексей вскочил.
— Эй!
Толстый и пулеметчик недоуменно оглянулись.
Ударом ноги он сбросил с крыши веснушчатого. Но седоватый айтс с неожиданным проворством метнулся в сторону, тоже вскочил и поднял руку с револьвером.
Космонавт не услышал выстрела. Что-то чиркнуло его по самой макушке. Ему показалось, будто он, ввинчиваясь в воздух, поднимается выше и выше. Площадь, окружающие ее здания и толстый айтс понеслись косо слева направо, затем все стало заволакивать туманом, и он с ужасом почувствовал, что теряет сознание.
Две темные фигуры скользнули мимо него, грянуло несколько выстрелов.
Алексей со стоном опустился на корточки, зажмурил глаза, потом открыл их. Дважды глубоко вздохнул, все вокруг дернулось еще раз и остановилось.
Толстого айтса уже не было на крыше. Рядом с космонавтом стоял небольшого роста человек в серой пропыленной гимнастерке. Он положил Алексею руку на плечо. На его темном лице была улыбка.
— Контузило?
Космонавт помотал головой.
— Тьфу!
Постепенно он приходил в себя. Руки и ноги перестали дрожать. Он огляделся. Что-то неуловимо изменилось вокруг. И разрушенное здание, и синее небо, и залегшие перед подвалом фигурки людей были такими же, как прежде, и в то же время другими. Окрашенными в какие-то новые оттенки.
В воздухе над его головой что-то просвистело, потом где-то позади гулко раскатился орудийный рев.
Человек в гимнастерке схватил Алексея за руку.
— Слышали? Они пришли, добровольцы из Ганы… Теперь Фервуду конец.
— Какому Фервуду?
— Ну как это — какому? Хендрику Фервуду, убийце. Премьер-министру.
— Что?!.. — закричал Алексей.
Человек в гимнастерке удивленно смотрел на него. На площади над подвалом выкинули белый флаг. Слева по улице приближалась толпа. Несли трехцветное знамя: черное, зеленое и золотое. Несколько голосов запело:
Африка растопчет тебя!И тотчас подхватил хор:
Как африканский слон. Несущий смерть врагу, Африка растопчет тебя!Алексей знал эту песню — песню борцов за освобождение в ЮАР, в царстве расизма.
Земля, планета Земля, которую он в мыслях поместил где-то в космосе за бесчисленные миллионы километров отсюда, стремительно неслась к нему, приближалась, грохоча и завывая. Поющая толпа, заливающая площадь, арестованные расисты, белые (whites), которые, подняв руки, выходили из подвала, пустыня, дальний океан, подземелье, трущобы городского района для африканцев были уже не только океаном и подземельем на чужой планете в центре Галактики, а тем, что существовало здесь, в нашем мире. Южно-Африканской Республикой в последний час ее кровавой истории.
В глазах у Алексея помутилось, он почувствовал, что на этот раз теряет сознание уже всерьез…
…Двигатель маленького самолета негромко пел. Внизу, под крылом, уходила назад серо-желтая пустыня с разбросанными там и здесь красноватыми холмами, с разделившей ее на две части почти прямой тонкой ниточкой — линией железной дороги.
— Понимаешь, у тебя так получилось. Первую группу бушменов ты встретил среди песков, и они тебе показались совсем маленькими. Да они, кроме того, и вообще небольшого роста. А с первым белым здесь ты столкнулся в копях, под землей, в выработке, и смотрел на него снизу. Конечно, ты его принял за гиганта. И все это тебя убедило, будто ты на чужой планете…
Кирилл перебил Новоселова:
— У тебя возникло какое-то волевое зрение, что ли. Понимаешь?.. Видел только то, что согласовывалось с твоей концепцией. А все другое не замечал. Не позволял себе замечать…
Они встретились всего час назад на аэродроме. Но многое Алексей выяснил уже раньше.
Месяц назад их корабль столкнулся в космосе с обломками взорвавшегося американского спутника. Корабль выстоял, но прервалась связь с Землей, была нарушена навигационная система, и сам Алексей получил контузию. Полет продолжался еще десять часов — те «десять лет», которые он позже вообразил, — и им пришлось срочно приземлиться в пустыне возле алмазных копей Кимберли. Товарищи сразу вынесли его, потерявшего сознание, наружу, а через миг нагрянул патруль. Полицейские говорили только на «африкаанс», и Борис с Кириллом не сумели им втолковать, что в стороне от ракеты есть еще третий. Их схватили и увезли, а потом тотчас забрали и самый корабль.
— А почему ты не признал меня тогда, на улице в городе?
Борис усмехнулся.
— У нас вся сила в том и была, что они тебя не могли найти. Попади мы все трое к ним в лапы, с нами не стали бы церемониться. Знаешь, какая здесь охранка — не лучше гестапо. Они же понимали, что, поскольку связь оборвалась внезапно — это в газетах было, — в Советском Союзе не знают, где мы. И боялись только, что ты сумеешь связаться с Москвой. Поэтому тебя так разыскивали. А африканцы тебя укрыли в копях.