Чужая птица
Шрифт:
Девятая палата была залита белым светом люминесцентной лампы. На больничной койке лежал мужчина крупного телосложения. Как только Юнатан Эриксон зашел, жена пациента тут же соскочила с высокого стула.
— Доктор, он умирает! Сделайте что-нибудь! — бросилась к нему женщина. Заплаканное лицо, покрасневшие глаза полны отчаяния. — Помогите ему! Петер, ты меня слышишь! Отвечай! Вот, доктор, вы же сами видите, он умирает!
— ЭКГ в норме, легкая тахикардия, но ничего серьезного. Пульс — сто, давление — девяносто на шестьдесят. Температура тридцать девять и четыре, кислород — восемьдесят семь процентов, — доложила стоявшая у изголовья кровати медсестра. — Стандартные анализы взяли. Еще что-нибудь нужно?
— Сперва я хочу узнать, в чем дело, — ответил Юнатан, поздоровавшись с Соньей Седеррот и присев на краешек кровати. От усталости голова плохо соображала. Слишком яркий свет резал глаза. Если бы не этот срочный вызов, он бы уже ехал домой, выяснять, что там стряслось. Где Моргана носит, черт бы его побрал? Жена пациента тараторила, не делая пауз между словами. Юнатан даже испугался за себя, когда вдруг понял, что вообще ее не слушает.
— Прошу прощения, давайте начнем с самого начала.
— Доктор, мой муж выздоровеет? Ах, что же делать? За обедом Петер не съел ни крошки, даже к клецкам не притронулся, хоть они были с маслом и зеленым горошком.
Юнатан чувствовал, как раздражение нарастает. Женщина болтала без умолку, сыпля малозначительными деталями и не позволяя ему сконцентрироваться.
— Расскажите мне, что произошло, — на этот раз он задал вопрос самому пациенту. — Как давно повысилась температура?
— Он не стал мерить температуру, хоть я и настаивала, — ответила Сонья за мужа. — Он никогда ее не меряет, говорит, и так почувствует, если вдруг залихорадит. А я, доктор, думаю, попросту конфузится, боится термометр в зад себе засунуть. Я слышала, Берит Хоас померла, неужто правда? Нам ее сестра позвонила, когда мы в больницу ехали. Она совсем плоха, сестра то бишь. Так вот Берит — почти нам соседка, а с Рубеном Нильсоном вообще окна в окна жила! Они его в такой черный мешок на молнии положили, мне муж сказал. А с голубями-то беда какая, их ведь штук шестьдесят было, не меньше, представляете, доктор? Что нам теперь делать?
— Давайте помедленней, а то я за вами не поспеваю, — произнес Юнатан и положил руку на плечо встревоженной женщине, надеясь хоть как-то ее успокоить и получить более связный рассказ.
— Голуби Рубена сдохли, и сам Рубен мертв, и Берит тоже. Будто чума их всех скосила. Понимаете, доктор, что я говорю? Чума! И Петер мой тоже теперь умирает. Смотрите, он задыхается, а сердце вон как бьется, просто кошмар!
— Вы контактировали с голубями? — Юнатан снова повернулся к пациенту, пытаясь добиться от него ответа.
Петер Седеррот поднял взгляд и, сделав над собой усилие, произнес:
— Я забрался на голубятню, и они там все валялись дохлые. Все до единого. А потом я обнаружил Рубена, он лежал в постели, мертвый. — Шмыгнув носом, Петер добавил: — Наши голуби пока в порядке.
Юнатана Эриксона озарила ужасная догадка. Он больше не слышал, что они говорят. В ушах шумело, а перед глазами мелькало озадаченное лицо Соньи. Медсестра участливо положила ему руку на плечо, но он не отреагировал. В голове звучал голос Берит Хоас: «Я работаю поварихой в детском футбольном лагере. Надеюсь за выходные поправиться, чтобы в понедельник снова выйти на работу, а то меня детишки ждут, пятьдесят ртов, это вам не шутка!» Господи, пятьдесят детей! Юнатан пробормотал какие-то извинения и попятился к двери, потащив за собой медсестру. Вон из палаты, как можно быстрей! Он зажал рот рукой и постарался задержать дыхание, позволив себе глотнуть воздуха, лишь отойдя подальше в коридор. Там он остановился, уставившись на скелет, который ортопеды использовали в качестве наглядного материала, когда общались с пациентами. Казалось, остатки решимости покинули дежурного врача. Юнатан просто стоял и глубоко дышал.
— Юнатан, в чем дело? На тебе лица нет. Объясни, что происходит! Ты меня пугаешь. Тебе плохо? — взволнованно спрашивала Агнета.
— Очень хочется надеяться, что я заблуждаюсь, но лучше будет перестраховаться. Зовите меня ненормальным, параноиком, кем хотите, только срочно достаньте все защитные маски, какие у нас есть. Лучше маски с фильтром «Р3», респираторов «3 М» хватит часов на восемь, в крайнем случае — обычные лицевые маски. Персоналу, который входит в девятую палату, надеть защитные халаты, перчатки и самые надежные маски. Пациента и его жену тоже снабдить средствами защиты, пока не выясним, с какой заразой имеем дело. И найди мне эпидемиолога, сейчас же!
— По-твоему, что это за вирус?
— Вероятно, птичий грипп. Мне нужен список всех, с кем Петер встречался за последние пять дней. Господи, он же сидел в приемном покое. Сколько времени он там провел? Я помню, что видел, как он угощает леденцом какого-то малыша с игрушечным трактором.
Глава 10
— По предварительным данным, на Готланде выявлен случай заражения человека птичьим гриппом, в связи с чем рекомендуется отказаться от поездок на остров. Также мы просим всех, кто пользовался услугами такси в Висбю вечером первого июля и в ночь на второе июля позвонить в инфекционное отделение больницы по специально выделенной для этого телефонной линии: 0498–690 001. Ситуация находится под контролем, и причин для беспокойства нет. Тем не менее мы настаиваем на том, чтобы больные с симптомами гриппа не приходили самостоятельно в поликлиники и больницу. При необходимости наши доктора нанесут визит к вам домой. Связаться с медсестрой и вызвать врача на дом можно по телефону 0498–690 002. Для получения общей информации звоните по номеру 0498–690 003. Подчеркиваем, окончательного подтверждения о выявлении случая птичьего гриппа пока нет. Просим всех сохранять спокойствие.
Новостная радиопередача продолжилась прямым включением из парка Альмедален, где проходила Неделя политиков. Женщина-журналист выдвинула обвинения в сексуальном домогательстве нескольким политикам из разных лагерей. Министр равноправия Микаэла Нильсон резко осудила замешанных в этой истории. Пахло скандалом.
Мария Верн выключила радио и включила компьютер. В соседнем кабинете Томас Хартман разговаривал с женой по телефону: слова любви, пара фраз о повседневных делах и снова уверения во взаимных чувствах: «Да, и я тебя». И это после тридцати лет в браке! Счастливцы. Отдавая руку и сердце второй половинке, конечно, надеешься, что ваш союз продлится всю жизнь, но ожидания оправдываются далеко не всегда. И в момент разочарования очень важно не начать винить себя. Следует собрать в кулак все угрызения совести, раздробить их в мелкую крошку, а потом сдуть с ладони, словно пылинки. Если начать искать причину в себе, ничего толком не добьешься, станет только хуже. Больней всего наблюдать чужое счастье и пытаться понять: в чем же моя оплошность? А самое страшное — думать, что никогда больше не найдешь того, с кем можно разделить кров и на кого можно положиться.
Хартман положил трубку и начал громко насвистывать, причем не основную мелодию песни, а словно бы подголосок. Похоже было на вокальную импровизацию, как если бы кто-то подпевал в наушниках своему плееру. И вот — звук отодвигаемого стула, и седая грива уже в дверном проеме.
— Нам прислали предварительный протокол вскрытия мужчины из Вэшэнде. Он умер вследствие ножевого ранения в шею в ночь с 28 на 29 июня. На пятках ссадины со следами грязи — возможно, тело тащили по земле. На левом плече едва заметный порез, на груди — старый шрам. На этом пока все, ждем результатов химического анализа. Установить личность так и не удалось. Ни по возрасту, ни по внешним приметам он не подходит под описание людей, о чьей пропаже заявлено на данный момент. Темные волосы наводят на мысль, что этнически он отличается от среднего Свенсона, — отчитался Хартман и добавил, покосившись на часы: — Я собирался дойти до скамейки у крепостной стены, неподалеку от каменоломни Эстергравар, и там съесть свои бутерброды. Составишь компанию? Хочется развеяться, ненадолго окунувшись в Средневековье.
— С удовольствием, — сказала Мария и уже встала, чтобы выйти вслед за ним, как вдруг зазвонил телефон. Она попросила Хартмана немного подождать и взяла трубку. Томас между тем ушел к себе в кабинет за бутербродами.
— Я ищу Марию Верн, маму Эмиля. Я туда попала? — спросил женский голос.
— Да, — ответила Мария, чувствуя, как на нее накатывает волна беспокойства. Эмиль поранился? Ударился головой? Заболел и его надо забрать из лагеря? Или он просто соскучился по дому? Линде разрешили поехать с папой — может, он завидует сестре? Хотя ему самому позволили выбрать, чем он займется. Вдруг он передумал и теперь хочет к папе?