Чужая роль
Шрифт:
— Что случилось?
Адвокат покачал головой:
— Вы, должно быть, обо всем догадались. Его подружка работала на вашего парня. Насколько мне известно, она ушла без предупреждения и вообразила, что ей за это полагаются оплаченный отпуск и больничные. Видер посоветовал ей забыть об этом, и думаю, что мой клиент ре шил таким образом возместить ее убытки.
— Вы этого не знали?
Адвокат пожал плечами.
— Я получил дело всего две недели назад.
— Итак, он…
Роуз многозначительно замолчала.
— Заплатит. Все.
— Плюс проценты. Дело тянется три года, — напомнила Роуз.
Адвокат
— Проценты за год. Мы немедленно выписываем чек.
— Позвольте посоветоваться с клиентом. Я порекомендую, чтобы он согласился.
Сердце Роуз колотилось, кровь пульсировала в венах. Победа!
Ей хотелось танцевать. Но вместо этого она вернулась к Уиллету, который тем временем рассматривал ее дипломы.
— Они хотят уладить дело миром.
— Прекрасно, — обронил он не поворачиваясь.
Роуз постаралась скрыть разочарование. Конечно, что ему волноваться! Восемь тысяч для него — все равно что для нее восемь долларов! Но все же!
Ей не терпелось рассказать Джиму о своем успехе.
— Они готовы выписать чек сегодня, следовательно, вам не придется тратить время, гоняясь за деньгами. Рекомендую вам согласиться.
— Прекрасно, — буркнул он, не сводя глаз с диплома. — Выписывайте и присылайте счет. Кстати, неплохие тут у вас штучки.
Он растянул в улыбке тонкие губы.
— Утопили их в бумагах, верно?
— Верно, — согласилась Роуз, чувствуя, как сердце катится куда-то вниз. Да она просто супер… ну, может, внешне не очень эффектна, но свое дело знает. И компетентна. Чрезвычайно компетентна. Черт побери, да она собрала каждую памятную записку, каждый счет, каждый клочок бумаги, подтверждавший правоту клиента!
Проводив Стенли Уиллета до лифта, она поспешила к себе и набрала внутренний номер Джима.
— Они покончили дело миром! — торжествующе объявила она. — Восемь тысяч плюс проценты за год.
— Молодец! — воскликнул он. Удовлетворенно и рассеянно. В трубке слышалось щелканье компьютерной мышки. — Не могла бы ты написать мне отчет?
Роуз словно окатили ледяной водой.
— Конечно. Сегодня же.
Джим смягчился:
— Поздравляю. Уверен, ты была неотразима.
— Я утопила их в бумагах, — заверила Роуз, прислушиваясь к дыханию Джима и посторонним голосам.
— Ты о чем?
— Да… так просто.
Не прощаясь, Роуз повесила трубку, и на экране тут же появилось сообщение. От Джима. Она открыла письмо.
«Прости. Не мог говорить, — прочитала она, и на сердце сразу стало легче. — Можно я сегодня заеду?»
«ДА», — напечатала она и со вздохом облегчения откинулась на спинку кресла. Наконец-то в ее мире все хорошо и правильно! Она состоялась как профессионал! И не останется одна в пятницу вечером! У нее есть мужчина, который ее любит. Правда, диван оккупировала младшая сестра, но ведь это не навечно!
С этой мыслью Роуз принялась печатать отчет.
Эйфория продолжалась до четырех дня; счастье до шести, а к тому времени как пробило девять — Джим так и не появился, — настроение упало до нуля. Роуз направилась в ванную, где заботливая сестрица приклеила скотчем над зеркалом статью из «Аллюра». Заголовок гласил: «Лучшие брови этого сезона».
На раковине лежали щипчики.
— О'кей, — сказала себе Роуз. — Намек понят.
Если Джим все же приедет, пусть по крайней мере увидит ее идеально выщипанные брови.
Она посмотрелась в зеркало и решила, что жизнь была бы куда легче, родись она иной. Ну… не совсем иной, а немного красивее, изящнее, тоньше, чем сейчас. Беда в том, что она понятия не имела, как измениться. И не потому, что не старалась.
Ей было тринадцать лет, когда они переехали в дом Сидел.
— У меня куда больше места, — сладко улыбалась мачеха.
Претенциозное здание с четырьмя спальнями выглядело белой вороной среди домов в колониальном стиле, словно потерпевший катастрофу космический корабль, упавший в глухом тупике. Жилище Сидел — Роуз никогда не думала о нем как о своем доме — имело огромные окна, бесчисленное количество углов и комнаты странной формы (столовая была почти прямоугольной, спальня немного не дотягивала до квадрата), заставленные стеклянными столиками, мебелью из стекла и металла с острыми краями. Повсюду зеркала, включая зеркальную стену на кухне, безжалостно проявлявшую каждый отпечаток пальца, каждый глубокий вздох. В каждой ванной, включая ту, что внизу, имелись напольные весы. И куча магнитиков, придерживавших бесчисленные «диетические» лозунги. Каждая сверкающая, отражающая поверхность, каждый магнит и каждые весы, похоже, находились в заговоре с Сидел, поскольку дружно доносили, что Роуз некрасива, неженственна и чересчур толста.
Через неделю после переезда Роуз попросила у отца денег.
— Тебе что-то нужно? — сочувственно спросил Майкл. Старшая дочь никогда ничего не просила сверх еженедельных пяти долларов на расходы. Это Мэгги вечно всего не хватало: то куклы Барби, то новой коробки для завтраков, то душистых маркеров, голографических стакеров или постера с Риком Спрингфилдом на стене.
— Школьные принадлежности, — ответила Роуз.
Отец дал ей десять долларов. Она дошла до аптеки, купила маленький блокнот в фиолетовом переплете и до конца года записывала собственные соображения о том, что должна делать женщина. Она понимала, что Сидел будет счастлива объяснить, что женщины делают и что — нет, скажем, что носят и, важнее всего, что едят, но Роуз хотела все понять сама. Оглядываясь назад, она понимала, что в то время, должно быть, смутно догадывалась, будто должна неким волшебным образом почерпнуть необходимую информацию. И тот факт, что это не получалось, что Сидел считала своим долгом постоянно читать наставления по поводу ухода за кожей и подсчета калорий, казался очередным обвинением против умершей матери.
«Ногти не прямые, а овальные, — писала девочка. — И никаких глупых шуток».
Она упросила отца купить ей годовую подписку на «Севентин» и «Янг Мисс», накопила карманные деньга на книжку «Как стать популярной», которую рекламировали оба журнала. Изучила все это так же внимательно, как исследователь Талмуда священный текст. Исподтишка рассматривала учительниц, соседок, сестру, даже питавших пристрастие к сеточкам для волос посетительниц кафетерия, стараясь сообразить, какими должны быть настоящие женщины. Твердила себе… это нечто вроде математической задачи, и как только удастся ее решить, она, Роуз, поймет, как распутать уравнение из туфель, плюс одежда, плюс прическа, плюс правильно выбранный имидж — самое главное имидж! — и наконец добьется, что люди ее полюбят. И Роуз будет популярной. Совсем как Мэгги.