Чужая роль
Шрифт:
О чем-то в этом роде Роуз мечтала много лет после смерти матери: купить дом на колесах, один из огромных трейлеров, занимающих в ширину половину шоссе, со всеми удобствами, разумеется. Она где-то видела изображение такого, а может, и заходила внутрь, сейчас уже не вспомнить. Но дом на колесах был словно маленький замкнутый мирок, где было все необходимое для жизни: кровати, которые днем убирались в стены, крохотная плита с двумя горелками, душевая кабинка, в которую едва можно было поместиться, вмонтированный в потолок телевизор. Роуз мечтала забрать отца, Мэгги
Часами, лежа в постели, она перекатывала эти названия на языке, представляя трейлер и Мэгги, мирно спящую на полке-кровати, и отца за рулем, его спокойное, счастливое лицо. Они вернут собачку, и у отца пройдет аллергия, и Хани Бан заснет на подушке, на соседнем сиденье, и отец никогда больше не заплачет. Они будут ехать и ехать, пока не окажутся далеко, пока воспоминания о матери не останутся позади, как о мальчишках, которые издевались над ней на спортивной площадке, и об учителях, махнувших рукой на Мэгги. И они обязательно найдут местечко у океана и поселятся там. Она и Мэгги станут лучшими друзьями. Будут вместе плавать, готовить еду на костре и каждую ночь крепко засыпать в своем доме на колесах.
— Спасибо тебе, — скажет отец. — Прекрасная идея, Роуз. Ты спасла нас.
И Роуз почувствует правду этих слов, как чувствует тепло солнца, гладкость собственной кожи, вес костей. Она спасет всех троих. Семью Феллер.
С этой мыслью она часто засыпала и видела во сне трейлер, кровати-полки, вертящиеся колеса и океан, которого никогда не видела наяву.
— Но не будет ли вам одиноко? — ворвался в ее грезы голос Саймона.
— Одиноко? — переспросила Роуз, не вполне поняв, о чем это он, все еще не отрешившись от мечты о доме на колесах, так и не потускневшей с годами.
Как-то давно она наткнулась на объявление о продаже подержанного «виннибаго» и после долгих колебаний показала отцу. Тот посмотрел на нее с таким видом, словно увидел марсианина, и мягко ответил: «Не думаю, что нам это нужно».
— Не считаете, что вам будет не хватать общества других людей? — продолжал допытываться Саймон. Роуз энергично затрясла головой.
— Мне не нужны… — начала она, но тут же осеклась.
Ей вдруг стало невыносимо жарко. Музыка казалась чересчур громкой, лицо горело, острая еда комом распирала желудок. Залпом выпив стакан воды, она сделала новую попытку:
— Я очень независима. И люблю одиночество.
— Что случилось? — встревожился Саймон. — С вами все в порядке? Хотите имбирного пива? Они здесь варят свое: очень помогает при расстройстве желудка…
Роуз отрицательно махнула рукой и спрятала лицо в ладонях. Если закрыть глаза, по-прежнему можно было увидеть дом на колесах и их троих под тентом, жарящих сосиски на огне, лежащих в спальных мешках, в тепле и безопасности, как гусеницы в коконах. Она так хотела, чтобы это осуществилось, а вместо этого отца отняла Сидел. Отобрала и увела в мир кредитов, биржевых новостей, где единственными достойными предметами обсуждения были дивиденды по акциям и стабильность рынка ценных бумаг. Где единственное, что его радовало, — победы «Иглз», а печалило — неудачные вложения и очередное приключение Мэгги.
Роуз громко застонала, понимая, что, вероятно, пугает Саймона, но не смогла сдержаться. Она хотела спасти Мэгги. И чем все кончилось? Она даже не знает, где живет сестра, ее собственная сестра!
Роуз снова испустила стон, на этот раз потише, и Саймон осторожно обнял ее за плечи.
— Что случилось? Неужели вы чем-то отравились? — спросил он с такой неприкрытой тревогой и сочувствием, что Роуз начала смеяться. — Может, воды? У меня с собой желудочные таблетки, алка-зельцер…
— И часто такое случается во время свиданий? — полюбопытствовала Роуз.
Саймон поджал губы.
— Не сказал бы. Но иногда бывает. Как вы?
— Поскольку отравления нет и не предвидится, не так уж плохо.
— В чем же дело?
— Просто… просто я подумала кое о ком.
— О ком же?
Роуз брякнула первое, что пришло на ум:
— О Петунье. Той собачке, которую я выгуливаю.
Саймон Стайн и тут не сплоховал. Не усмехнулся, не пошутил, даже глазом не моргнул. Не посмотрел на нее как на психопатку. Просто встал, сложил салфетку, оставил на столе десятку на чай и сказал:
— Так пойдемте за ней!
— Это безумие! — воскликнула Роуз.
— Ш-ш-ш.
— У нас буду неприятности.
— Но почему? — удивился Саймон. — Вы должны были выгулять пса в субботу. Сегодня суббота.
— Ночь пятницы.
— Суббота. Потому что сейчас пять минут первого…
Роуз покачала головой. Они вошли в пустую кабинку лифта, и Саймон заставил ее нажать кнопку того этажа, на котором жила хозяйка Петуньи.
— Вы всегда оказываетесь правы?
— Во всяком случае, стараюсь, — заверил Саймон, и это почему-то ужасно рассмешило Роуз. Но когда она закатилась истерическим хохотом, кавалер просто зажал ей рот.
— Тише, — прошипел он.
Роуз, повозившись, зажгла фонарик, отыскала ключ с ярлычком «Петунья» и вручила Саймону.
— Значит, план такой, — начал он. — Я открываю дверь, вы отключаете сигнализацию, я хватаю собаку. Где, по-вашему, она должна быть?
Роуз пыталась поразмыслить, но мозг отказывался ей повиноваться. После ресторанчика они зашли в бар обсудить детали операции «Петунья», и там на пиво хорошо легли две рюмки водки.
— Не знаю, — выговорила она наконец. — Когда я прихожу, Петунья обычно лежит на диване, но я понятия не имею, где она спит, когда хозяйка дома.
— В таком случае предоставьте все мне, — объявил Саймон. Роуз не стала возражать. Она не вела счет выпитому, но почему-то была уверена, что он ограничился одной порцией водки.
— Поводок? — спросил Саймон.
Роуз сунула руку в карман и вынула связанные шнурки, которые они перед этим вытащили из туфель Саймона.