Чужая среди своих
Шрифт:
Мы позабыли обо всем, включая остывающий ужин и все преграды, которые нас разделяли. Каждой клеточкой своего тела я давала понять моему Воину, что не желаю, чтобы он останавливался. Что не пожалею о том, что вот-вот произойдет.
Почувствовала, как Диор подхватывает на руки и несет куда-то. Даже плевать было, куда. Меня бережно уложили на что-то мягкое. Воин на миг отстранился, но я тут же с жалобным всхлипом потянулась к нему, боясь, что он снова надумает себе какие-то причины и просто уйдет. Но Диор лишь снял с себя амулет и отбросил в сторону. Тут же снова оказался рядом, устраиваясь на постели рядом со мной. И все прочее снова исчезло. Остались только его горячие руки и губы, доводящие до исступления.
Нежные и одновременно страстные прикосновения и поцелуи дразнили, сводили с ума. Это походило на безумие, вдруг охватившее нас обоих. Даже в памятную ночь с Эннием я не ощущала подобного. Тогда все равно краем сознания понимала, что происходит, могла анализировать свои ощущения. Сейчас же… Мы будто растворялись друг в друге, казались единым целом.
Я не могла насытиться его поцелуями, его ласками, жаждала стать к нему еще ближе. Даже не поняла, как мы оба оказались полностью обнажены. Не испытала по этому поводу ни стыда, ни неловкости. Лишь теснее обвила его крепкое мускулистое тело руками и ногами. С губ срывалось что-то бессвязное. Я даже сама не понимала, что говорю. Молила о чем-то, шептала о своих чувствах к нему.
В какой-то момент он замер и посмотрел мне прямо в глаза, хрипло выдохнул:
— Ты уверена? Мы все еще можем остановиться…
Я сама подалась навстречу напряженной мужской плоти. Ощутила, как внутрь проникает что-то большое и твердое. От боли стиснула зубы, но не издала ни стона, ни крика. Знала, что в первый раз так и должно быть, но что не желаю останавливаться ни за что на свете.
Диор теперь двигался во мне осторожно, с тревогой вглядываясь в мое лицо. Я заставила себя улыбнуться и теснее прижалась к нему. А вскоре боль словно смягчилась, отошла на задний план. Он нежно целовал меня, а по телу снова растекалось приятное тепло.
Потом были новые и новые моменты единения. Мы не могли оторваться друг от друга и не желали ни на миг размыкать объятия. И я больше почти не испытывала боли. Она оставалась внутри ноющим ощущением, но его сменяли другие — нега и блаженство от каждого прикосновения и поцелуя любимого мужчины. К концу этого неистового безумия, не раз заставлявшего меня парить где-то за пределами этого мира, мы оба настолько устали, что теперь просто лежали, устремив глаза друг на друга. Так и не размыкая объятий, согреваясь теплом наших тел.
Диор смотрел с такой нежностью, что все во мне бурно откликалось ответным порывом эмоций.
— Выходи за меня замуж, — прошептал он, лаская пальцами мою щеку и отводя спутавшиеся волосы.
Реальный мир обрушился на меня так резко, что даже в висках застучало. Хорошее настроение мигом исчезло и накатило осознание краткости нашего счастья.
— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно. И я не требую этого от тебя. Давай не будем все усложнять. Не хочу, чтобы потом тебе пришлось оправдываться, когда тебе придется забрать обратно свое предложение.
Лицо Диора омрачилось. Он хотел что-то сказать, но я закрыла ему рот ладонью.
— У нас есть эти несколько дней. Не будем их портить, хорошо? И я ни о чем не жалею. И не пожалею никогда… А теперь спи, мой Воин. Не знаю, как ты, но я до смерти устала.
Я перешла на шутливый тон, чтобы скрыть неловкость. Он слабо улыбнулся, но не стал спорить. Теснее прижал к себе и сомкнул веки.
Едва я последовала его примеру, как рыбацкая хижина и лежащий рядом со мной мужчина исчезли. Вокруг чернела каменистая местность, в отдалении сгустился лес. Все было залито светом кровавой луны, делающим угрюмый пейзаж еще более зловещим.
Я подняла голову, вглядываясь в испещряющие жуткое ночное светило Сумеречного мира едва заметные пятна. Они казались зияющими ранами на залитой кровью плоти. Чужие эмоции и воспоминания нахлынули так стремительно, что на какой-то миг я перестала ощущать себя.
Энний. По какой-то причине он снова показывает мне все, что случилось с ним, пусть даже сам не зная, что вообще это делает. Возникало ощущение, что он интуитивно связан со мной, жаждет, чтобы я лучше поняла его, стала с ним единым целым.
Трудно объяснить те странные мысли и ощущения, что плескались во мне сейчас. Я попыталась отгородить свое сознание от его разума. Стать лишь сторонним наблюдателем, как раньше. Но в этот раз не получилось. Перед глазами калейдоскопом замелькали образы-воспоминания, которые сейчас пролетали в сознании Энния. Я будто погрузилась в глубины чужой души, глядя на вещи его глазами.
Я даже не думал, что буду так тяжело переживать потерю девчонки. Всегда убеждал себя, что она ничего для меня не значит. Всего лишь средство достижения цели. Выиграть пари, обосноваться в мире смертных, который всегда манил, будто магнит. Почему-то казалось, что тот мир избавит от всего, что всю жизнь мучило и не оставляло в покое. В пограничье я всегда чувствовал себя чужим и ненужным, пусть даже родился здесь и никогда не знал иной родины.
Уже само мое рождение — нежеланное и принесшее кучу проблем семье матери — давало понять, что я мало кому нужен. Разве что маме, да и той лишь от безысходности. Я — единственное, что еще держало ее на этом свете. Она знала, что без ее защиты мне тоже долго не выжить. Дед нашел бы способ от меня избавиться. Я для него всегда был чем-то вроде паршивого бродячего щенка, лишь по недоразумению оказавшегося в доме.
А потом в мою жизнь вернулся тот, из-за кого и начались все мои проблемы. Не будь его — не было бы меня, я бы просто никогда не родился. И так было бы к лучшему для всех. Но он пришел. И открыл передо мной двери в иную жизнь. Ту, какую до этого я мог разглядеть лишь в щелочку. Меня теперь окружали роскошь и забота, малейшие прихоти исполнялись. Но я сознавал, как легко могу все это утратить. Стоит лишь существу, взявшему под свое покровительство, отвернуться от меня, как все тут же закончится. Вышвырнут на улицу и предоставят подыхать, как безродной собаке, которой на краткий миг посчастливилось попасть в хорошие руки.
Я никогда не тешил себя напрасными иллюзиями, что что-то в этом мире может быть долговечным. Чья-то благосклонность, любовь, дружба — красивые и иллюзорные вещи, хрупкие, как изящные статуэтки, украшавшие камин в замке Дарнадаров. И я не позволял себе привязываться к кому бы то ни было. Понимал, что если даже родная мать предпочла уйти, чем дальше тянуть на себе груз считать меня сыном, то от других не стоит ждать большего постоянства. А еще, неожиданно осознав силу своей красоты, я стал получать какое-то извращенное удовольствие в том, чтобы покорять чужие сердца. И хоть понимал, что привязанность тех людей, что подпадали под мои чары, не продлится вечно, на краткий миг упивался возможностью почувствовать себя их господином.