Чужая в двух мирах
Шрифт:
Его рука обожгла мне щёку.
– Ты будешь жить в моём доме, Лили, – он говорил, а глаза бегали по моему лицу. – Я не могу признать тебя официально, но прав дочери не лишаю. Ты получишь подобающее воспитание для леди, а когда придёт время, я выберу тебе подходящего мужа.
Не выдержав такого пристального взгляда, я опустила глаза. Я смотрела на его камзол с позолоченными пуговицами, лишь бы не встречаться с голубыми глазами масы.
– Спасибо, хозяин, – прошептала я.
Его горячая ладонь погладила меня по волосам.
– Не хозяин, Лили, а отец, – поправил он меня.
Я
– Ты похожа на свою мать, – всё ещё гладя мои волосы, говорил он, – очень похожа.
Потом маса Эдмунд вернулся за свой письменный стол, и, шурша бумагами, принялся за работу. Тара увела меня в мою комнату.
Вот и вся аудиенция моего отца мне. Он сообщил мне о правах дочери, коснулся щеки и волос, сравнил с любовницей. Я вошла в его дом, как белая, но мой статус рабыни никто не отменял. Освободительные документы отец подписал в день смерти моей матери. Жаль, что я узнаю о них только в день его смерти, а увижу в день, когда меня продадут.
Жена Эдмунда возненавидела меня сильнее, чем ненавидела мою мать. Её гордость была задета. Муж притащил в дом своего ребёнка нагулянного на стороне. И всё бы ничего, только моей матерью была чёрная рабыня. Все соседи смаковали скандал в семействе Дарлингтонов. Госпожа Джейн считала меня виновной, что их временно бойкотировали в обществе плантаторов.
А вот мой отец несколько не скучал по сборищам лоботрясов и зазнаек. Ему хватало дел на плантациях.
Скандалы имеют особенность будоражить умы, но и также быстро забываются. Через несколько месяцев случился новый скандал. Дочь плантатора забеременела от чернокожего раба и все забыли о незаконнорожденной дочери Эдмунда Дарлингтона. Джейн опять возобновила свои поездки на приёмы в Сент-Огастин и на балы к соседям.
Всё меняется, забывается и проходит. Но только не для меня. Моя жизнь в доме отца не была счастливой. За фасадами роскошного дома скрывались самые неприглядные тайны.
ГЛАВА 3. Госпожа рабыня
Я вошла в дом своего отца не рабыней, но и не свободной. По крайней мере, я не знала, что уже свободна. Я даже не знала, что такое свобода. И что с ней делать с этой свободой. Мой мир был ограничен плантацией отца. Смотря за горизонт, когда вставало или садилось солнце, я видела только край земель, принадлежащих ему. Это было его королевство, где он абсолютный монарх. Властелин с правом миловать и казнить.
Я была свободной, и я была его. Его дочерью, которую он признал. Для всех домочадцев я была маленькая мисс Лили. Для гостей и друзей – компаньонка Изабель или просто Лили. Для леди Джейн – черномазый ублюдок. Но всех их – рабов и белых, объединял один взгляд, который они бросали на меня, презрение. Я чужая для всех. Недостаточно белая и недостаточно чёрная. Я между ними. Я разрушила эту границу, соединив два мира в одном. Во мне…
У чёрных рабынь всегда рождались чёрные дети. Даже от белого. У белых женщин чёрные дети от негров. Позор этот не скрыть. Если белым мужчинам всё сходило с рук. Мужчинам всегда
Ну, родила рабыня и что? Мало ли кто отец ребёнка. Ребёнок чёрный и они же, совокупляются, как животные. Белым женщинам чёрные дети не прощались. Чёрный ребёнок, как клеймо. И женщины в отличие от мужчин, переполненные чувством материнства, не могли отказаться от своего ребёнка. Она свободная, а ребёнок нет. Он сын раба! И обретёт свободу, только если хозяин даст её ему. Это так несправедливо, когда твой цвет кожи определяет статус в обществе. Чёрный – раб, белый – господин, а я посередине.
Я сотни раз думала, почему он признал меня? Почему забрал в свой дом? Почему дал мне всё, что положено дочери белого господина? Он мог отказаться от меня, как другие белые на его месте. Но господин Эдмунд пошёл против принятых норм в обществе рабовладельцев. Он признал меня! И он не стеснялся моего существования! На все вопросы гостей и знакомых: «Кто это?», он спокойно отвечал: «Компаньонка моей дочери Изабель и моя незаконнорожденная дочь Лилия».
Я не была его позором, но моё происхождение было позором для меня. Дети, рождённые в браке неосвещённом церковью, носили на себе всю жизнь позор своих родителей. За любовь отца и матери мы расплачивались порицанием общества, словно это наша вина. Я часто слышала, что ублюдок – это отродье дьявола, у него с рождения чёрная душа. На мне грех моего незаконного рождения и за всю жизнь мне не замолить его. А я была ещё и дочерью чёрной рабыни. Греховно вдвойне!
Свой грех я не замаливала по воскресеньям в церкви, сидя на именных скамейках Дарлингтонов. Я молилась, чтобы мама попала в Рай и отец жил долго, ведь я под его защитой. Пока он дышит, я сплю на белых простынях. Мой гардероб полон красивых платьев. Меня одевают по утрам и раздевают по вечерам. Меня купают. Я сижу за хозяйским столом. Я почти госпожа.
О! Этот стол! Когда я впервые села за него, леди Джейн воскликнула, возмущаясь:
– Я не буду есть с чёрной за одним столом!
Маса Эдмунд спокойно сказал, даже не оторвав глаз от тарелки:
– Хорошо, я прикажу подавать тебе в твою спальню.
Леди Джейн из своих покоев не выходила неделю. Но поняв, что никто не скучает по ней, соизволила всё же порадовать своим присутствием нас. Её появление за обедом маса Эдмунд никак не прокомментировал, словно жена не бойкотировала его. Пришла и пришла. Ничего существенного не произошло.
С леди Джейн мы стали врагами. Она считала меня врагом! Меня – десятилетнего ребёнка, врагом! Я до жути её боялась. Боялась оказаться когда-нибудь в её власти.
Однажды она зашла в мою комнату и сказала:
– Не думай, что это твой дом. Эдмунд не всегда будет оберегать тебя. Придёт время, и я сполна припомню тебе всё. Я припомню тебе и твою мать – шлюху. И то унижение, что я испытываю каждый раз, глядя на тебя.
Сказав это, она ушла, улыбаясь какой-то мерзкой улыбкой.
Леди Джейн мечтала, как расправится с ребёнком за страсть её мужа к чёрной женщине. Не мужа она винила, а меня. Эдмунда леди Джейн боялась как огня. При этом он никогда не поднимал на неё руку. Ему достаточно было просто посмотреть на жену, чтобы она заткнулась и ушла.