Чужая вина
Шрифт:
Женщина снова взяла передышку и продолжила:
– Это началось весной, в апреле. Я заметила, что Алена стала молчаливой. То есть она и так не слишком общительна, а тут одно-два слова бросит, и все. Словно замыкается в себе или впадает в транс. Разумеется, я спросила у дочери, не случилось ли чего. Но она ответила, что все в порядке, просто большая загруженность по учебе, какие-то открытые семинары, конференция, потом сессия в мае, и она устает. А Алена к учебе относится очень серьезно. Я ей поверила и вроде бы успокоилась. Но потом моя дочь стала куда-то уходить. Разумеется, я спрашивала, куда. Она отвечала, что в университетскую библиотеку,
Кажется, я маленько ошиблась. Или нет? В принципе, даже если человек попал в секту, вовсе не обязательно, что он начнет попытки обращать близких людей, друзей и знакомых в новую веру. Не все же экстраверты. Такие, например, как эта Алена, могут держать все глубоко в тайне, ибо в нашем обществе принадлежность к сообществам подобного рода, мягко говоря, не приветствуется, и они об этом знают. И скрывают, потому что боятся осуждения или непонимания. Даже от родной матери, которая хоть и будет не в восторге от подобного, но не оттолкнет своего ребенка. По крайней мере, моя посетительница кажется именно такой.
– Дальше поведение Алены стало еще более странным, – продолжала Рахимова. – Она начала периодически говорить странные фразы довольно мрачноватого содержания.
– Например?
– Например, что-то вроде: «Человек смертен – через него перешагнул и дальше иди». Или: «Рай придумали людишки, которые не хотят платить за свои грешки».
Да уж, и впрямь мрачные фразы. И не только мрачные, но и здорово отдают цинизмом. Хоть и я в некотором роде циник, но такое, пожалуй, слишком даже для меня.
Может, очередная доморощенная компашка юных сатанистов? Такие у нас околачивались одно время на старинном кладбище в центре города. Вечно разодетые во все черное, с размалеванными темными красками лицами. Но, как рассказывал Киря, их там уже давно след простыл, ибо эти якобы дьяволопоклонники собирались на кладбище много лет назад, еще когда я училась в юридическом. Наверняка повзрослели, взялись за ум, забросили свою готическо-сатанинскую романтику и сейчас живут и здравствуют, как и большинство людей. Но то, что сатанисты исчезли со своего привычного места тусовки, вовсе не означает, что они совсем испарились. К тому же одни выросли – на их место пришли другие. Смена поколений, так сказать. Нашли себе новое место сборищ и просиживают там в свое удовольствие, ведя беседы о дьяволе и тяжелом роке под какой-нибудь горячительный напиток.
– Но дело не ограничилось только фразами, – вздохнула Ирина Евгеньевна. – После того как случился наш с Виктором развод, Алена увлеклась готической тематикой: начала одеваться во все темное и черное, покупать соответствующую атрибутику. Я не препятствовала, так как думала, что девочка повзрослеет и оставит все это. Это продолжалось до института. Потом Алена вроде бы начала отходить от всей этой мрачности. Я тогда только обрадовалась. Нельзя же все время придавать себе траурный вид. Но этой весной как будто все вернулось назад. Вдобавок Алена стала слушать очень депрессивную, тяжелую музыку, хотя, в общем, никогда не была меломаном. Будь у нее светлые волосы, она и их бы покрасила в черный цвет. – Женщина горько усмехнулась. – Я снова попыталась поговорить с дочерью, но она не пожелала идти на откровенность. Опять заявила, что все нормально, что все не так, как мне кажется. Когда я сделала еще одну попытку, Алена просто вежливо, но жестко попросила
– Разумеется, напрямую вы об этом не спрашивали?
– Нет. Это бы ничего не дало.
– А с ее отцом, вашим бывшим мужем, вы не делились подозрениями?
– Делилась. Я звонила Виктору, рассказала ему. Он мне ответил, что виделся с Аленой недавно, разговаривал с ней. И если никакой опасности нет, то не стоит вмешиваться, мол, девочка перебесится и успокоится. Но мне все равно тревожно. Признаюсь честно, я даже боюсь за Алену.
– Сколько лет вашей старшей дочери?
– Двадцать.
Да уж, человек практически взрослый, но еще с детскими прибабахами. Таких легче всего втянуть в какие-нибудь авантюры, как правило сомнительного характера. Притом не важно, религиозного или политического оттенка. Хотя, как показывают наблюдения, в религиозные секты чаще всего попадают люди моего возраста и старше, а всякие юнцы – в какие-нибудь радикальные движения. Не без исключений, конечно, но по большей части.
– Скажите, а чисто теоретически вашу дочь смогли бы заманить в секту или, допустим, какую-нибудь молодежную группировку? Это в ее характере – сойтись с подобными компаниями и повестись на их агитацию?
– Я думала об этом. С одной стороны, Алена – человек некомпанейский. К тому же мозги у нее есть, она умная девочка. Но с другой – вы же знаете, какие там люди, как они могут подобрать нужные слова, чтобы заманить человека в свои сети.
Не знаю лично, но наслышана. Как правило, лидеры всяких сект и партий хорошие психологи. Они знают, как и чем завлечь потенциальных адептов и, как справедливо заметила клиентка, подобрать нужные слова, чтобы забить голову своими идеями.
– А с ее друзьями или подругами вы не пытались поговорить? Может, они в курсе причины странного поведения вашей дочери?
– Видите ли, у Алены почти нет подруг. Есть пара приятельниц, с которыми она поддерживает, условно говоря, дружеские отношения. Но я их видела от силы раза два. Дочь скрывает ото всех свою личную жизнь. Я даже не знаю толком, что это за приятельницы, кто они и откуда. Даже как их зовут, не в курсе.
– А молодые люди, поклонники?
– Здесь я знаю еще меньше. Вроде бы у Алены был ухажер, еще зимой. До того, как начались все эти странности. Но я не знаю, кто это. Я же говорю, моя старшая дочь – очень скрытный человек. Она даже домой никого не приводит, хотя я никогда бы не стала запрещать этого. Но, как мне кажется, Алена рассталась с этим парнем. На девушку, которая ходит на свидания, даже тайком, она сейчас вряд ли похожа.
– А с младшей дочерью вы не разговаривали? Может быть, она в курсе, что происходит с ее сестрой?
На лицо Рахимовой набежала тень.
– Это маловероятно. У моих дочерей ровные, но не дружеские отношения.
Последняя фраза была сказано с такой интонацией, что я поняла: женщина больше ни слова не скажет о взаимоотношениях сестер. Впрочем, тут и так несложно угадать – сестры друг друга недолюбливают и уж точно не будут делиться друг с другом своими переживаниями.
– Хорошо, Ирина Евгеньевна. Я возьмусь решить вашу проблему. Для начала мы с вами подпишем договор, а потом вы мне предоставите сведения, необходимые для дела: где учится ваша старшая дочь, с кем общается, ее интересы, увлечения и тому подобное.