Чужая вина
Шрифт:
Плохие новости. Ли Энн все-таки дома, но избегает встречи с ним. И она там не одна. Привела какого-то любовничка. Она, конечно, не из красавиц, с Норой никакого сравнения, у той ведь такая мягкая, мягкая кожа… Но они же партнеры, черт побери. Они подписали договор. Ему это все начинало надоедать. С кем она имеет дело, а? Он серьезный мужчина, помыкать им не выйдет. Пират чуть отклонился назад, опустил плечи и всей массой навалился на дверь. Новехонькая, искусной работы дверка треснула от первого же удара, а на третьем уже впустила его — сильного, разъяренного мужчину — в квартиру Ли Энн. Или кондоминиум, или хрен его знает.
Пират огляделся по сторонам. Интерьер был, что называется, открытых конструкций: высокий потолок, стены наполовину из дерева, наполовину из цемента, дубовый паркет, темные каменные поверхности. Не сделав ни шагу, Пират увидел помещение целиком: кухню, кабинет, гостиную. И нигде ни души. Он прошелся по небольшому коридору, мимо стиральной и сушильной машин, в пустую ванную. В спальню, должно быть, вела закрытая дверь слева.
Пират приложил ухо к этой двери, но теперь оттуда не доносилось ни звука. Дернул за ручку — та поддалась, но, прежде чем войти, он постучал. Воспитание как-никак.
Спальня Ли Энн оказалась большой комнатой с картинами на стенах, мягким ковриком и кроватью невероятных размеров. Кровать была не застелена, и никто на ней не лежал. Из спальни был выход во вторую ванную. Пират заглянул внутрь: очень много лампочек, гигантская ванна, душевая кабинка. В кабинке он увидел широчайший выбор шампуней и мыла, но не увидел Ли Энн. Вернувшись в спальню, Пират опустился на колени и заглянул под кровать, однако и там не нашел ничего, даже комков пыли. Ее нет дома.
И что из этого следует? А то, что не было никаких стонов, никакого любовника и никаких попыток избежать встречи с ним. Он очернил ее, подвергнул сомнению их партнерство безо всяких на то причин. Пирату стало неприятно. Ли Энн просто хотела поведать миру его историю. Она всегда говорила с ним начистоту. И за это он был перед ней в долгу, хотя сам не знал, как возвращать этот долг.
Пират сел за кухонный стол. На столе обнаружилась миска с аппетитными персиками, недопитая кружка кофе и блокнот с золотым тиснением «Техасский университет» на обложке. Интересно, а его имя там записано? Пират пролистал блокнот, проверил каждую страницу — от ежедневника в начале до имен и адресов в конце. Множество имен, но его имени нет. Отложив блокнот, он попробовал пальцем кофе. Кофе оказался холодный, но Пирата мучила жажда, и он выпил все до капли.
Вернувшись за письменный стол, Пират нашел листок бумаги и написал записку: «Привет. Пренес диктафон. Цифровой. Послушай интирвью с ночальником! Прасти за дверь. Ошибся. Деньги верну. Э. Дюпри». Он достал диктофон из кармана и положил на записку. Затем отсчитал триста двадцать долларов из пачки денег, которую с недавних пор везде носил с собой, и положил там же, возле диктофона (цифра взялась ниоткуда, просто придумалась). Он обвел кружком слова «деньги верну» и нарисовал стрелочку, указывающую на купюры.
А что теперь? Можно пропустить рюмочку «Калуа». У Ли Энн найдется или нет? Пират открыл бар: две бутылки белого вина и бутылка водки. И то и другое — бухло, тут двух мнений быть не может. А правду люди говорят, что у водки нет запаха? Сам он вспомнить не мог. Он открутил пробку — исключительно ради запаха, не пить же ее! — поднес горлышко к носу, пытливо, как полагается ученому, принюхался — и тут услышал стон.
Пират окоченел. Да, именно «окоченел», самое точное слово. По загривку пробежал холодок, новое для него ощущение. Да, это действительно стон, но как такое возможно? Он же был один в квартире.
— Ли Энн? — позвал он, но слишком тихо. Так тихо, что никто бы не услышал.
Пират поставил водку на место, шагнул в сторону спальни. Каждое движение его было плавным и беззвучным. Заглянул в спальню, но не увидел ничего, чего не заметил бы в первый раз. Может, она накрыта скомканными покрывалами? Вряд ли, но на всякий случай он их все же сдернул. Единственной его находкой оказалась красная пластмассовая заколка. Пират понюхал и ее — приятный запах. В этот миг в его пустой глазнице началось знакомое шевеление, словно он готов был пронзить взглядом какую-то поверхность. А что тут странного? Именно там Господь прячет свою тайную силу.
Но какую поверхность он должен пронзить взглядом? Какое прозрение подстерегало его? Пират оглянулся и наконец заметил то, что ранее ускользнуло от его внимания, — маленький блестящий предмет на темном ковре. Он склонился и поднял очки. Те самые странные очки, в которых Ли Энн выглядела очень умной, но не такой симпатичной, как на самом деле. Оправа была изогнута, как будто на них наступили. Пират четко представил, как это произошло. Ли Энн, должно быть, плохо видела без этих очков, так что когда она их уронила, было проще…
Снова стон.
Сомнений не было. Стон женщины доносился из шкафа — по крайней мере Пират решил, что это шкаф. Такой, с деревянной решеткой на дверцах, чтобы воздух попадал внутрь. Может, она там прячется со своим любовником? Надо было сразу проверить. Пират подошел и распахнул дверцы.
Шкаф? Да это целая комната с драпировками на стенах. Единственным источником света служило небольшое окно в потолке. Свет этот падал на бесконечные ряды сверкающей обуви, отвлекая Пирата от того, что лежало у задней стены.
А лежала там Ли Энн. На спине. Юбка задрана, ноги раздвинуты, но никакого любовничка. Отменные, как выяснилось, ножки, а посредине — черные трусики-танга, кто бы мог подумать. Пират снова отвлекся и не заметил, что произошло с ее лицом, пока не приблизился вплотную.
— О-о-о.
Плохо дело. Ее лицо стало совсем другим, как будто к нему приложился один из этих современных художников: там вздутие, тут разрез. Короткий «ежик» весь пропитался кровью, глаза закрыты: один вроде бы нормальный, а вот со вторым беда — сквозь ресницы сочилась какая-то белесая слизь. Опять шевеление в глазнице. Прозрение все-таки настигло его. Его партнершу убили, размозжили ей голову. Но Пират ожидал большего. И все еще ждал, когда она застонала.