Чужая война
Шрифт:
«Это конец!»
А ещё через секунду меня оглушил рёв, поднявшийся на плацу. Это рвали глотки, повторяя раз за разом: «Победа за нами, ура!» все без исключения. Кажется, только эту часть они и запомнили.
— Вы что-то хотели мне сказать, граф? — едко спросил я у Леона, который пыхтел своим возмущением мне в затылок.
— Король оценит вашу импровизацию, — пообещал граф.
— Разве не важнее, как оценят её они? — я указал на людей внизу, на что граф на меня только раздражённо зыркнул.
Армия пришла в такой экстаз, что для того чтобы перейти
Я бы тоже очень хотел, чтобы меня облили водой. Желательно из ведра и несколько раз подряд. Кажется, после произошедшего у меня вспотели даже зубы. На ногах мне удалось устоять лишь потому, что мои руки с такой силой вцепились в деревянный парапет, что тот уже начинал загадочно, но очень неприятно похрустывать. Будем надеяться, что все те, кто сейчас находился рядом, приняли это за моё безудержное рвение…
Пока войска перестраивались для парада, моё внимание привлёк флагшток неподалёку. Там развевалось сразу два флага. Один со сложным узором являл собой флаг королевства. Второй же был попроще: синий с изображением солнца по центру.
Мне представилось, что это знамя армии, но память Рейланда подсказала, что дело обстоит куда сложнее. Конфликты между двумя королевствами происходили на регулярной основе, как по расписанию. И каждый раз одна из противоборствующих сторон брала себе или «солнечное» или «лунное» знамя. В этот раз «солнечными» выпало быть нам.
«Как-то это слишком странно. Что-то от меня ускользает. Либо тут все психи, помешанные на войне, со вкусами на уровне детского сада, либо лыжи по асфальту не едут».
Мой разум вновь и вновь пытался собрать мозаику из разрозненных фактов воедино, но каждый раз упирался в странности. Зачем меняться знаменами? Почему Рейланд так относится к этому событию? Мне вдруг пришло в голову, что в той королевской речи, которую я так и не прочитал, было более чем достаточно, чтобы хотя бы по косвенным фактам понять, что тут происходит.
Внизу тем временем подняли с земли всех, кого мои слова ранили в самое сердце, и парад начался. Память Рейланда с лёгкостью подсказывала мне названия частей и имена их командиров.
Вот Эльт со своей сорок второй полубригадой. Капитан то и дело косился на свой штандарт, который выглядел мокрым и отчаянно отказывался развеваться на ветру.
Это была единственная «полубригада» во всём Риверкроссе. Образовалась она, когда половина обычной, линейной, сорок второй бригады дрогнула и, побросав знамёна, побежала. Вторая же половина, подхватив упавшие знамёна, напротив, понеслась в отчаянную, едва ли не самоубийственную атаку. Сначала подобное название было своеобразной шуткой, однако со временем вошло даже в официальные документы.
В сорок вторую обычно набирали самых, культурно выражаясь, отличившихся. Причём во всех смыслах этого слова.
Следом шагали, чеканя шаг, солдаты тридцать третьей линейной бригады. Во главе их ни дать не взять седовласый, с одной лишь чёрной как смоль прядью старик, со здоровенной, чадящей серым дымом трубкой в зубах, которая противоречила всем возможным уставам, традициям и правилам, но это никого не заботило. Его имя также всплыло в моей памяти.
«Упрямый Лой Ноктим».
Он и его солдаты славились своей феноменальной стойкостью. Самый запомнившийся случай произошёл, когда «тридцать третья», находясь в полном окружении, две недели удерживала стратегически важный форт. Когда же к ним отправили гонца, пытаясь понять, есть ли ещё кого спасать, Ноктим прислал следующий ответ:
«Держимся. Пришлите патронов, пороха и два ящика водки - и мы простоим тут целый год!»
У трубки тоже имелась своя история. Лой не расставался с ней ни при каких обстоятельствах. Перед королём или по шею в воде — всё одно. Какой уж там смотр у командующего!
Обычно никотин был весьма вреден, но капитан Ноктим придерживался обратной позиции, считая, что курение очень даже полезно для окружающей среды: ведь оно убивает людей.
Таких бригад, рот, батальонов в тот день перед моими глазами прошествовало, кажется, бесконечность. Каждая со своим названием, номером, историей. В сумме армия насчитывала около двадцати тысяч человек, и ещё тысяч пять различной обслуги. Из них Рейланд Рор, к моему удивлению, в той или иной степени знал добрую половину.
Больше всего мне запомнились повара. Их форма вперемешку с фартуками и белыми колпаками смотрелась откровенно дико на фоне остальной армии, но ещё сильнее удивляло оружие, а точнее — его отсутствие. Вместо этого вооружились кухонные воины кто скалкой, кто сковородой. Какому-то, видимо, самому суровому бойцу, выдали огромный, словно ковш экскаватора, черпак. Несмотря на всю нелепость ситуации, повара шли с каменными, сосредоточенными лицами.
«А ведь они это делают, потому что им важно показаться перед Рейландом Рором. То есть передо мной», — не без удивления сообразил я.
Как только парад закончился, я в ту же секунду засобирался уходить, но такой возможности мне никто давать не собирался. Судя по лицам Леона и прочих собравшихся, они все жаждали со мной переговорить.
К счастью, кто-то из аристократов сообщил, что не против был бы отобедать, на что другой ему возразил, что здесь было бы странно это делать. Так, постепенно наша высокая ложа переместилась с башни на землю, а оттуда в близлежащую палатку, где кто-то благоразумный уже организовал небольшой столик с едой и напитками.
Из-за Миюми, которую усадили за «высокий» стол, вообще не сообразив, кто это и что она тут делает, кому-то не хватило стула. Однако на девушку, которая от переполняющей её застенчивости дышала-то через раз, никто и подумать не мог, поэтому мы кое-как уселись, но только после короткой, очень вежливой потасовки между знатью.
– Нет, вы садитесь, — уступал право аристократ с лицом подгнившего помидора.
– Ну что вы! Как так можно! Место, безусловно, ваше! — не соглашался с ним его коллега по буржуазии, имевший внешность сухой палки.