Чужая — я
Шрифт:
***
— Тиффани.
Глаза открываются через боль. Все тело чужое, деревянное. Мышцы будто бы натянуты на коклюшки, и теперь кто-то их старательно перекручивает между собой.
Рядом с кроватью на корточках сидит Норт и держит меня за руку. Память подсказывает, что чай мы пили вместе, доза тоже одна. Но он выглядит куда бодрее. Почему? Норт намного больше меня, и, стало быть, доза для него не такая критичная? Наверное, так. Я уж точно в этом не спец.
Всхлипнув, как маленькая, я не встаю, а, наоборот, подтягиваю колени ближе к груди. Из одежды на мне какая-то сильно длинная футболка, точно не моя. Я неловко тяну ее вниз, чтобы прикрыть бедра. Норт не делает попытки мне помочь или помешать. В его глазах застыло безрадостное
С трудом сориентировавшись, я понимаю, что все это время спала в бывшей спальне Норта. Мы у Стефана.
Как бы ни было мне плохо, начинают выплывать наружу воспоминания о том, что мы делали еще недавно, и становится еще хуже. Щеки словно огнем лижет. Беру свои слова о Мэри назад: сейчас я точно более пунцовая, чем она. Мы занимались сексом в машине, которую вел Стеф? А потом… неужели на его кухонном столе?
Говард, где там чай по твоему особому рецепту?
Застонав, я закрываю глаза руками и, к собственному ужасу, обнаруживаю, что голос сорван. Вместо нормальных звуков выходит хрип.
— Да уж, Стеф со мной не разговаривает, — «утешает» меня Норт, правильно истолковав причину моего смущения. — Как ты себя чувствуешь?
Будто это и без того не очевидно. Мотнув головой, я утыкаюсь в подушку и собираюсь так и лежать. Не подумайте, я счастлива видеть Норта, даже если это ничего не значит, но в данный момент мне дико хочется, чтобы он оставил меня в покое. И еще вкатить претензию за то, что разбудил. Вдруг бы удалось проспать эти ужасные часы?
— Нам нужно поговорить обо всем.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, стараясь медленнее дышать. Даже это сложно. — «Все» — это твой отец? Я не вижу причин обсуждать его действия. С ними и так все понятно. Ох, прости, я не сказала тебе «спасибо».
— Тиффани, мы поговорим о моем отце, о причинах, по которым он тебя отпустил, о том, что я ему наговорил, о Хопсе и так далее. Мы вообще о многом теперь будем разговаривать.
— Ты сейчас что имеешь в виду?
Потерявшись в его рассуждениях, я собираю волю в кулак и медленно сажусь на кровати, чтобы заглянуть в лицо. Лежа получается что-то не то.
— То, что больше я тебя одну не оставлю, в какую бы позу ты ни встала.
Я должна возмутиться, но внутри так тепло от этих слов. Но правда, с чего это Норт вдруг так резко переменился? Мои мысли разбегаются, чтобы собраться в несколько нестыкуемых фрагментов головоломки. На одном из них Говард с его угрозами, на втором Хопс, на третьем Стефан с кольцом, на четвертом наш разрыв… Что из этого нужно составить вместе, чтобы получить представление о причинах принятого Нортом решения. Но прежде, чем у меня выходит хоть что-то путное, он поднимается выше и накрывает мои губы своими, давая весьма и весьма однозначный ответ на этот вопрос. Этот поцелуй можно было бы назвать даже нежным, если бы не его пальцы, собирающие на бедрах футболку.
— Нет! — Я сбрасываю его руки и отползаю подальше. — Я не позволю тебе проделывать трюк, на который ты подбивал Стефана с Джесс. Мы разговариваем либо нормально, либо никак.
Кстати, он уже проделывал со мной что-то подобное неоднократно. Так он заставил меня переехать к нему, например.
Норт закатывает глаза, но поднимается и садится на кровать рядом со мной.
— Давай начнем с простого: Хопс. Я ему позвонил. Завтра мы с ним встретимся. Я к нему пойду, даже если вы со Стефаном сольетесь.
— Ты же не собирался. Что изменилось?
— А я не собирался? — выразительно приподнимает Норт бровь. — Есть у меня одно наблюдение: люди очень редко задают правильные вопросы, предпочитая делать собственные выводы. Поэтому я всегда повторяю: чем усложнять — лучше спросить. — И, прищурившись: — Скажи мне, как, на твой взгляд, я получил независимость, которой
Я лишь неопределенно пожимаю плечами.
— Ты давал отцу то, чего он хотел.
— Отчасти это так, — вздыхает он. — Например, я сразу выбрал своей специализацией право, как хотел отец. И зная, как важны ему абсолютно преданные судьи, решил двигаться именно в этом направлении. Хотя, врать не буду, душа лежала. Но это только верхушка: помимо прочего я отказался от отцовских денег. Поначалу использовал их для игры на бирже, выводил процент на собственный счет. Затем просто вернул «не свое». И это как раз не то, что отцу понравилось. Это независимость, с которой ему пришлось смириться. Иначе я мог бы точно так же, как брат, оказаться перед выбором: либо живу на выручку с нелегальных, выгодных отцу сделок, либо лишаюсь финансирования полностью. Я пошел по второму пути раньше, чем решение приняли за меня.
— И теперь ты ездишь на убитом ягуаре и живешь в арендованной небольшой квартирке, — заканчиваю я.
— Точно. А наследник огромного оффшорного состояния у нас Стеф. — Норт придвигается ближе, и на этот раз я не отклоняюсь. — Как тебе? Уже жалеешь, что попросила меня продать колечко?
— Точно. И как же это я могла так ошибиться в выборе? — говорю, не в силах сдержать улыбку. Это должно было прозвучать ядовито, но, увы, на выходе чистый флирт. Потому что меня так и тянет коснуться пальцами любимого лица. Этот порыв откровенности сметает все выстроенные мною преграды.
— Но на этом мои проделки не заканчиваются, — продолжает Норт, явно удовлетворенный результатом. — Зная, что отец попытается вернуть надо мной контроль, я начал готовиться заранее. Проще всего было начать с Сейди: я занялся ее налогами. И сорвал джек-пот. Где-то раз в месяц она присылала мне по электронке банковские выписки, и я сверял их по датам с текущими делами отца. Со временем разобрался и выяснил: на его имя не зарегистрировано ни одного оффшорного счета. Если запахнет паленым, все проблемы начнутся у Стефа и нашей мачехи. Однажды я решил аккуратно расспросить ее, сколько ей известно о том, что происходит, оказалось, некоторые из счетов открыты без ее ведома и участия. Сейди когда надо не дура (позвонила же она мне, услышав, как отец отдал распоряжение доставить тебя к нему), но только если дело не касается цифр. Конечно, если все эти махинации вскроются, первой пострадает она, но отцу точно придется в срочном порядке сматываться из страны: рано или поздно докопают и до него. Потому как не надо много ума догадаться, что Сейди вся эта грязь по барабану. У нее один метод решения финансовых проблем. Хотя было бы жаль ее подставлять, конечно… — Норт неожиданно усмехается, не глядя на меня. — Тебе это едва ли понятно, но живя под фамилией Фейрстах, начинаешь очень отчетливо понимать, что значит фраза «меньшее зло». Так вот, возвращаясь к Хопсу: если понадобится, я обнародую финансовые махинации отца. И это будет ответом на правильный вопрос, по какой причине он отпустил тебя из своего дома сегодня ни с чем. Забавно, для того, чтобы дать тебе понять, как я приехал так быстро, и объяснить отцу, что случится, если он не прекратит свои игры с тобой, мне потребовалось сказать одно и то же имя.
— То есть он знал, что ты делаешь?
— Он определенно знал. Но не верил, что я пойду с этим против него, ведь и он в ста процентах случаев был на моей стороне. А готовить запасные аэродромы для нашей семьи — норма. Отец скорее гордится этой моей способностью, чем наоборот. Просто он никогда бы не подумал, что в числе моих планов «Б» окажешься ты.
Норт невозмутимо пожимает плечами. Однако я вижу, что это решение далось ему отнюдь не просто. Как бы то ни было, Говард его отец. И мне это абсолютно понятно, иначе почему я до сих пор не пошла в полицию заявить на свою мать? Мы не выбираем родителей, и тем не менее генетически запрограммированы их любить. Какими бы ужасными они ни были.