Чужая жена
Шрифт:
— В плане личной жизни. У Жасмин умерла мать, ей сейчас ни до чего, — смотрит на меня сквозь ресницы.
— Примите соболезнования. Терять близких больно, — слишком формально звучат мои слова, когда на самом деле мне хочется сорваться с места, сесть в машину и ехать на другой конец города, чтобы схватить в охапку Жасмин. Чтобы дать ей понять: она не одна, я с ней, я рядом, я всегда буду рядом.
— Похороны послезавтра. Если будет время, приезжай.
— Я обязательно с Беллой приеду вас поддержать в такую скорбную минуту, — отвечаю не задумываясь.
—
Максим оставляет меня одного. Жадно хватаю ртом воздух, закрыв глаза.
Моя ж ты сладкая девочка, как же тебе сейчас одиноко и больно. Милая, если бы я мог, был бы сейчас рядом, держал тебя за руку, ловил губами каждую твою слезинку.
Если бы я только мог сейчас быть рядом с тобой…
Глава 29
Знаете, в какой-то момент, когда человек сильно подавлен или расстроен чем-то, то он думает, что хуже быть не может. Считает, что вот он — тот самый момент, когда в груди трепещет желание взять в руки револьвер и застрелиться. Но это не так. Наша жизнь похожа на зебру. Есть светлая и темная полоса. Лишь немногие люди заблудились и ходят вдоль одной полосы, а не поперек.
Недавно я отнесла себя к первому типу людей. Потому что действительно хуже быть не может. Все самое плохое, все, чего я так опасалась, сбылось. Мамы больше нет, Максим узнал о моем тайном романе, а Дани… его просто нет со мной рядом.
Больно. Мне просто больно. Странно, что я вообще испытываю боль. Я не про физическую. Ее я не ощущаю в принципе. Не пускаю в организм эти воспоминания. Стараюсь не думать о том, как Максим узнал о нас с Дани. Не думать, что бы он сделал со мной потом. Прошло три дня, он так и не появлялся дома. Продукты привозила Лариса и закрывала меня в собственной квартире. Молча. Ничего не сообщая о Максиме. И лишь в глазах я видела плохо прикрытое злорадство с торжеством. В такие моменты мне еще больше хотелось умереть.
Потому что я нахожусь в ловушке… в душевной…
Если Максим избил меня, то что будет с Дани? Что будет с его семьей, с его карьерой? Что будет с нами? Последний вопрос слишком глупый. Нет больше никаких нас. Никогда не было.
Чувствую себя плохо. Кусок в горло не лезет, хотя Лариса принесла достаточно еды. И мои любимые эклеры, и сыр, и молоко. Ничего не хочу. Аппетит совсем пропал. Кое-как заставляю себя есть раз в день. В голове мелькает мысль, что со мной что-то не так. Что я заболела, переживая кончину мамы и ссору с Максимом. Сильную ссору. Наверняка после всего этого он разведется со мной.
Мне никогда не было так стыдно перед ним. Я заслужила свое наказание, заслужила синяки на спине и бедрах, заслужила удары по лицу. Там тоже красуются синие пятна. Заслужила, чтобы меня выворачивало каждый раз после еды. Может быть…
Нет, вряд ли. Я предохранялась, Максим просил об этом. Даже с Дани у нас не было незащищенных контактов. Или же… Перед приездом Максима мы занялись прощальным сексом, после чего я заметила, что пропустила срок смены кольца. Получается…
Черт возьми!
Достаю
Наверное, несколько месяцев назад я бы обрадовалась этой новости. Я бы обязательно пошла к Максу и сказала, что у нас будет ребенок. Он бы радостно поцеловал меня, сказал, как сильно любит меня. Мы бы мечтали, думали, в кого пойдет малыш. Будет таким же темным, как я, или светлым, как папа Максим...
Но сейчас во мне бушуют страх и неизвестность. Страх за то, что случится с моим малышом, если Максим снова поднимет на меня руку. И неизвестность. Ведь я не представляю, кто отец ребенка…
— Жасмин!
Черт! Максим пришел! Нужно спрятать тест подальше. Он не должен узнать о моем положении. Не сейчас, когда наши отношения держатся на тоненькой ниточке, готовой вот-вот порваться. Кладу тест обратно в обертку и затем в упаковку — в мусорном ведре он может найти его. Умываюсь, привожу себя в более-менее нормальный вид и выхожу из ванной.
— А, вот ты где! — говорит он, удерживая в руках пакет.
Трезвый. Свежий. Только что побрился. В глазах отчуждение. Будто ко мне пришел сосед сверху, а не муж. Такой же статный и красивый. С уложенной прической. Лариса погладила новый черный костюм. Пахнет свежестью. Когда-то это был мой любимый запах, а сейчас меня слегка подташнивает, но я стараюсь не подавать виду.
— Я привез тебе платье. Держи, — передает пакет. — Ты должна похоронить мать.
Знаю. Сегодня первый день, когда я выйду отсюда. Когда вспомню последние мамины слова и когда в последний раз взгляну в родное лицо, которое никогда больше не улыбнется мне.
— У тебя есть полчаса. Собирайся. И замажь синяки.
Максим говорит требовательно, снисходительно, будто я совсем чужая. В какой-то степени, наверное, так оно и есть. Мы совсем чужие. Я испортила нашу любовь, я разорвала нити между нами. А ушла от этого всего в объятья другого мужчины. В какой-то степени я даже жалею об этом. Пострадали не только мы с Дани, но и наши половинки. Мы сделали несчастными две семьи, чтобы самим стать счастливыми. Эгоисты. Но по-другому мы никак не могли.
Максим все предусмотрел. Плотный тональный крем, алая помада, тушь, румяна. Скромное черное платье, кричащее о горе утраты последнего близкого человека. Я всегда считала, что кроме мамы у меня есть Максим. Теперь нет и его. Я потеряла двух самых близких людей в один день. По своей вине. Из-за своих ошибок. Это я виновата. Я…
Мы садимся в «мерседес» мужа и едем на Троекуровское кладбище. Перед выходом в последний раз припудриваю синяк на щеке и выхожу из машины, опираясь на подставленную руку мужа. Публика вокруг. Он должен проявлять свою «мужественность» и заботу.