Чужая звезда Бетельгейзе
Шрифт:
Воздух в ночном лесу оказался потрясающим – прохладный и свежий, сотканный их сотен душистых оттенков. Когда зрение привыкло к темноте, березово-хвойный лес предстал перед первым Сенатором во всей своей сумеречной красе. Он никогда не видел ничего подобного, на жаркой Альхене от силы можно было встретить рощицу низкорослых кустарников с непременными цветами, источающими густой приторный аромат, чьи лепестки напоминали сшитые вместе лоскутья. В этом же воздухе Апрель купался, как в прохладной реке, чьей невесомой воды никто до него не касался. Отойдя, как можно дальше от дороги и вдоволь нагулявшись, он поставил сумку в траву и засучил рукав пиджака, чтобы лучи браслета не прожгли в нем новых дыр. Нащупав незаметные зубчики по краям, он стал нажимать некоторые из них, выставляя определенную программу. Когда он закончил, из браслета хлынул целый пучок голубых лучей. Апрель провел в воздухе рукой, и лучи быстро начертили плотную сеть в полуметре от земли. Попробовав ее на прочность, Апрель поднялся в воздух, лег на мерцающую в потемках сетку, вытянулся, устраиваясь поудобнее и закрыл глаза.
Вся злость куда-то улетучилась. Артём смотрел на своих гостей, чувствуя себя неловко.
– Но меня ведь тоже можно понять! – извиняющимся тоном произнес он, и старик согласно закивал, будто сразу разобрался в смысле слов.
– Ладно, – вздохнул Артём, включая телевизор, – наслаждайтесь.
Шли новости. Гости подошли к ящику и уставились в экран. Спустя минуту, они заговорили между собой приятными грудными голосами на незнакомом Артему языке.
– Что это? – спросил Титрус.
– Не знаю, какай-то прибор. Как ты думаешь, я смогу понять этот язык?
– Попробуй. Попробуй вслушаться, язык должен тебе открыться.
Грэм подошел поближе к аппарату, на стеклянной стенке которого мелькали яркие картинки. Титрус ушел в сторону, чтобы не мешать. Человек снова принялся что-то капать себе в рюмку, шевеля губами, в воздухе разлился резкий прохладный запах. Титрус снова улыбнулся ему, человек глубоко вздохнул и слабо улыбнулся в ответ.
Рассветные лучи пронизывали древесные кроны, они выглядели пушистыми, почти осязаемыми. Апрель отменно выспался на свежем воздухе, сознание было чистым, не замутненным, сила струилась, разогревая упругие мышцы и поджарое тело. Способность к полетам, обретенная на Земле приятно волновала душу и, Сенатор стал плавно подниматься над сеткой, не меняя позы. Затем он раскинул руки, наслаждаясь необычайной легкостью своего тела, принял вертикальное положение и медленно взмыл вверх, отодвигая ветви. Ему хотелось взлететь над кронами и искупаться в ласкающем кожу рассвете, почувствовать, ощутить себя полноценной мировой единицей. Когда верхушки деревьев остались под ногами, Апрель улыбнулся, глубоко вдохнул свежий голубой воздух, бросил взгляд вниз и заметил небольшую группу людей на поляне неподалеку от его ночлега. Апрель быстро спустился к земле, не желая быть замеченным. Он погасил сеть и пару минут в раздумьях смотрел на сумку, затем поднял ее и, неслышно ступая, пошел к поляне. Он остановился в нескольких метрах от группы, и, скрытый деревьями и колючим кустарником, стал наблюдать за их действиями. Трое крепких мужчин курили и смотрели, как четвертый копает яму, у двоих в руках были пистолеты. Вскоре Апрелю стало понятно, что это место казни, а молодой человек с лопатой роет себе могилу.
Когда яма оказалась достаточно глубокой, и человек скрылся из вида, двое по очереди выстелили в него, хлопки были тихими, похожими на плевки сквозь зубы. Затем они забросали яму землей, утрамбовали, забросали сверху ветками и, негромко переговариваясь, ушли. Вскоре раздалось приглушенное ворчание автомобильного двигателя – убийцы уезжали. Апрель для верности выждал еще немного, поставил сумку в траву у дерева и подошел к свежей могиле. Закатав штанину и рукав, он набрал комбинацию на зубчиках, и из браслетов ударили плотные серые лучи. Соединившись над могилой, они скрутились в плотный кокон, кокон быстро стал погружаться в землю, разбрасывая ее в разные стороны. Апрель отошел в сторону, чтобы грязь не попала не костюм.
Коснувшись неподвижного тела, кокон замер и исчез. Апрель подошел к краю ямы и посмотрел на лежавшего на животе человека. Руки не хотелось пачкать, но тело необходимо было извлечь, пока оно еще свежее. Сенатор снова поколдовал над браслетами и вызвал белесую сеть, которой и вытащил труп на поверхность. Одна пуля попала в спину, вторая в затылок, чуть пониже линии коротко подстриженных волос. Апрель наклонился и внимательно осмотрел входные отверстия. Они были аккуратными, крови вышло не так уж и много. Присев на корточки, Апрель согнул руку в локте, словно собирался посмотреть на часы, из браслета вылетел короткий красный луч, тонкий, едва заметный, этим лучом, он чиркнул себя по запястью. Из глубокого пореза выступила синяя кровь. Он поднес запястье к дырке на затылке, чтобы капли попали аккуратно в неё. Вскоре рана стала на глазах затягиваться голубыми пленками, похожими на крошечные жабры. Тоже самое он проделал и со вторым пулевым отверстием. Сами пули решил не извлекать, чтобы не навредить телу еще больше. Затянулась и вторая дырка. Вскоре тело зашевелилось. Апрель отошел чуть в сторону, наблюдая, как оно поднимается.
– Тебя как зовут? И отряхни с лица землю.
– Олег.
Неловко сгибая руки, он принялся отряхивать лицо и волосы.
– Полное имя.
– Кочнев Олег Геннадиевич, – глухо ответил он.
– За что тебя убили?
– За долги. Не смог отдать во время.
– Ты понимаешь, что с тобой происходит сейчас?
– Нет.
– Я оживил твое тело. Душа твоя ушла, но остался мозг и сердце, ты будешь жить, пока ты мне будешь нужен. Понимаешь?
– Да, – с трудом шевельнул он белыми губами.
– У тебя есть документы? Машина?
– Да.
– Где?
– Дома.
– Ты один живешь?
– Да.
– Это хорошо. Твоя одежда испорчена пулями, сейчас ты оденешь мой костюм, а я переоденусь в другую одежду и мы поедем к тебе домой, возьмем документы и машину. Ты будешь сидеть за рулем, ты понимаешь?
Он с трудом кивнул – мешала пуля в затылке.
Бросив костюм Олегу, Апрель надел льняные брюки и рубашку с длинными рукавами. Олег снял майку, джинсы, бросил их в яму и оделся в рубашку и костюм Апреля, одежда оказалась почти в пору.
– Бери сумку, и пойдем.
Олег поднял сумку и, пошел за Апрелем, вытряхивая песок из густых русых волос.
Настя поднялась на второй этаж. Очередное собрание сумасшедших фанатичек – по-другому она и не называла послушниц этой чертовой секты – закончилось, они выходили на лестничную площадку. Не обращая внимания на приветствия, она прошла в квартиру – жилье уже давно не имело ничего общего с домом, знакомого с детства, да еще в стенах поселился какой-то непонятный, неприятный запах. Дождавшись, пока последняя тетушка-кумушка в платке и юбке до пят выкатится вон, Настя подошла к видеомагнитофону и вытащила из него кассету с песнями и молитвами.
– Здравствуй, доченька, – сказала мама, поправляя платок, – благослови тебя господь.
Настя мельком взглянула на нее, отметив, что мать выглядит лет на десять старше своего возраста, а глаза у нее стали совсем овечьими.
– Привет, – Настя воткнула кассету в видеомагнитофон. – Как дела? Скоро ли ожидается божественное пришествие? Все ли готово к встрече высокого гостя?
Мать поджала губы и отвернулась.
– Нет, ты на меня смотри, – Настю трясло от злости. – Сидишь тут, обложилась книжками, никого не видишь, ничего знать не хочешь! На всех тебе плевать! Семью развалила, отец ушел, я с козлом живу, потому что деваться некуда! И все из-за тебя, святоша хренова!